Истоки концепции рациональности: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Содержание

Рациональное, иррациональное: гносеологические истоки

Иррационализм изначально присутствует в истории европейской философии, начиная с Пифагора, Платона, Августина, мистических школ средних веков. «То, что иррациональное должно находиться в пределах внерационального, думаю, очевидно», – считает С.П. Липовой1.

Иррациональное существует лишь как момент собственной диалектики разума, связанный с творческим постижением нового, неотрефлексированный и не представленный в упорядоченном и систематизированном виде, как момент постижения скорее процесса, чем результата.

Иррациональное – это интуитивные, схватываемые фантазией, чувством, неосознаваемые грани самого разума. У творчески-иррационального аспекта познания есть и другая сторона, также связанная с постижением нового как открытия и со спецификой знания, возникающего в процессе такого постижения. Новое, вновь возникшее знание никогда не имеет статуса подлинного знания, поскольку оно существует как знание, пока еще лишенное некоей необходимой своей принадлежности, неотъемлемой своей черты – обоснованности, которая всегда дается ему лишь задним числом и никогда не бывает присуща ему от рождения.

Иррациональный момент содержится и в факте необоснованности уже существующего и некогда получившего свое обоснование знания с точки зрения нового социального и практического контекста, в свете новых научных данных; этот иррациональный момент снимается в процессе придания знанию нового обоснования, т.е. его «переобоснования».

Как можно это понять? Этот парадокс, связанный со своего рода таинственностью, трудной воплотимостью разума, разрешается в диалектике творчества. Дело в том, что творческий акт вовсе не представляет собой акта произвольного, в чистом виде бунтарского, акта, лишь нарушающего меру и не несущего в самом себе собственной меры.

По сути, этот акт так же подчинен известным законам, как и любой другой: его внутренняя законосообразность до поры до времени нам не дана, не раскрыта, не обнаружена, однако она все же существует. Более того, она обречена быть раскрытой и обнаруженной, дискурсивно запечатленной для того, чтобы потом, уже ставши «каноном» для воспроизводства, вновь и вновь быть нарушенной, снятой, преодоленной в процессе, озаряемом новой интуицией, новым видением, и вместе с тем – подчиняющемся новой рациональности, новому органону, который опять же никогда не рождается на пустом месте, но всегда лишь на основе определенного, рассудочно закрепленного и проработанного фундамента.

Наличие иррационального в этом смысле – гносеологическое условие, причина иррационализма, его возможность и одно из основ самого рационализма.

Здесь необходимо сделать одно уточнение. В самом деле, выше мы говорили о том, что концепций рациональности существует столько же, сколько существует философских систем. Пожалуй, можно даже сказать, что концепций рациональности гораздо больше, чем философских систем, ибо за последнее время свои концепции рациональности возникли в экономике, психологии, социологии и целом ряде других областей знания.

Соответственно существует огромное множество «ситуативных» контекстуальных критериев рациональности, которые, подобно остенсивным определениям в логике, задаются уже тем, что просто «указывают» на соответствующий контекст возникновения проблемы рациональности, на те или иные подходы к постановке и решению этой проблемы.

Не рассматривая здесь всех частных версий понимания рациональности, мы ставим перед собой другую задачу – вычленить наиболее общую форму, наиболее общие параметры познавательной ситуации, в которой проблема рациональности ставится и решается безотносительно к конкретным предметам, лицам, сферам познания.

Соответственно и наше определение иррациональности как онтологически не существующей, как абсолютизированного момента в сложной диалектической картине взаимодействия разумного и рассудочного может быть признано действенным или недейственным лишь в наиболее общем своем смысле, отвлеченном от каких-либо конкретных ситуаций познания и действия.

Если рассматривать различные формы иррационалистических концепций в XIX-XX вв., то можно заметить, что иррационалистические системы возникают в результате абсолютизации тех или иных моментов разума, связанных с его неуловимостью, «эфемерностью», таинственностью. Вот философ пытается понять, что есть разум, он видит, «осязает» лишь зафиксированную и систематизированную его часть, «канон», способ воспроизведения неких постигнутых разумом результатов, тогда как природа, суть, тайна разума от него ускользает. Точнее, она дается ему лишь частями, фрагментами, отдельными сторонами, которые он с философской систематичностью начинает превращать в нечто независимое, самостоятельное, в абсолют.

Что именно удается схватить философу, который пытается дать ответ на вопрос о природе разума?

Первое, что привлекает его внимание – это эстетический момент, образ, в котором нам дано созерцание нового познавательного содержания. Однако формально не закрепленный образ мимолетен, он вскоре исчезает: и что остается?

Абсолютизация эстетической составляющей деятельности разума легла в основу самых крупных иррационалистических систем и концепций XIX в.: так, она была основой романтической иррационалистической идеологии, оказавшей влияние на концепции Кьеркегора и Шеллинга. Образность разумного предстает в этих концепциях в иррациональном виде. Правда, вполне закономерна и эволюция обоих мыслителей – от эстетизма к религии. Эстетический момент разума – самый очевидный, эстетическое – это наиболее легко читаемая проекция разума, и потому неудивительно, что большинство иррационалистических концепций последних двух столетий опирались прежде всего именно на эту проекцию, абсолютизировали эстетическую составляющую разума.

Другой, более глубокий срез диалектического разума, менее заметная его проекция, вышел на первый план в концепциях таких мыслителей, как Шопенгауэр и Ницше.

Это волевой момент, побуждение к действию, связанные уже с определенными этическими предпочтениями и критериями, с нравственными оценками, моральным выбором. Шопенгауэр абсолютизирует волю к жизни в общефилософском смысле, Ницше – более конкретно – волю к власти, неизвестно откуда берущуюся, неизвестно чем обусловливаемую на уровне тех проявлений, которые специфичны для человека (воля к власти имеет для Ницше животное, биологическое обоснование).

Человек тем более «разумен», чем более он способен преодолеть нравственные ограничения и барьеры, мешающие его волеизъявлениям, отбросить все рассуждения об истине и благе как фикции, прикрывающие прагматическую заинтересованность. Нравственный подтекст и эстетическое воплощение чувства и действия, претворяющих в нечто реальное онтологические состояния страха, тоски, тошноты и пр. , выходят на первый план в иррационалистических построениях экзистенциалистов.

Одновременно и параллельно с распространением иррационалистических умонастроений преобладающим способом построения иррационалистических концепций стала иррационалистическая фетишизация самого знания. Некая собирательная философская позиция по этому вопросу формулируется примерно следующим образом: знание как минимум двойственно, в нем есть внешний слой, дискурсивно проработанный и выраженный в знаках и словах – это знание натуральных позитивных наук, с ним философии нечего делать. Есть и другое знание, которому прежде всего причастна философия – это знание эзотерическое, доступное лишь посвященным, не подлежащее переводу в знаки и общезначимому прочтению и лишь косвенно описываемое посредством более или менее приближенных или отдаленных метафор, сравнений, аналогий, – это и есть подлинное знание. Такая установка на прочтение за языком неязыкового, на выявление за вербализованным невербализованного, за дискурсивным – недискурсивного отличает практически всех современных герменевтов, начиная с Хайдеггера.

И опять-таки мы сталкиваемся здесь не с чистой фантазией или безнадежным заблуждением, но с преувеличением и гипостазированием глубокого момента истины, а именно момента неуловимости, трудной фиксируемости познанного и познаваемого, который всякий раз отличает ситуацию рождения нового знания.

Конечно, такая схема – опора иррационализма на подлинные, но взятые в отдельности, абсолютизированные, вынутые из связи моменты рациональности (эстетический, этический и собственно познавательный в его недискурсивной ипостаси) – приближенна, и не все примеры будут подтверждать ее с одинаковой убедительностью. Однако, как представляется, она сохраняет свою эвристическую силу, поскольку показывает «рациональное зерно» любой иррационалистической системы или построения.

В этой связи напрашивается важное уточнение. Религиозное мировоззрение и иррационалистическая философия – это весьма различные вещи. Знаменитое, хотя обычно и упрощенно трактуемое изречение Тертуллиана «Верую, ибо абсурдно» оказало бы мало помощи тому, кто попытался бы понять своеобразную логику иррационалистических построений, не веря на слово их творцам, многие ив которых действительно очень часто ссылались на абсурдность бытия как на конечное основание своих иррационалистических воззрений.

В том-то все и дело, что вовсе не парадоксальная логика типа credo quia absurdum est, но вполне «нормальная», естественная логика размышления о разуме со всеми ее «спрямлениями», «огрублениями» и абсолютизациями, выдающими частичное за целостное, лежит в основе всех сколько-нибудь значительных построений иррационалистического толка. И в этом смысле Тертуллиан иррационалистам не союзник.

Логика построения иррационалистических концепций имеет и другую сторону, если обратить внимание не на сам познавательный процесс и абсолютизацию тех или иных познавательных затруднений, но на способы концептуальных реакций на уже существующие и преобладающие в тот или иной исторический период рационалистические философские системы. В свое время неокантианец В. Виндельбанд в своей «Истории новой философии» связывал возникновение тех или иных форм иррационализма с крушением притязаний немецкого рационалистического идеализма на «полное без остатка претворение действительности в разум».

Согласно Виндельбанду, иррационалистические системы возникают как своего рода вторичные образования по отношению к рационалистическим системам, как результат преувеличения, абсолютизации того или иного «предельного», т.е. главного и опорного понятия той или иной рационалистической системы. Иными словами, иррационалистическая концепция всегда оказывается симптомом концептуальной ограниченности и неэффективности тех или иных «предельных» понятий рационализма.

Тем самым иррационалистические концепции в истории западноевропейской философии XIX в. выступают как боковые побеги древа рационального познания, как теневой и искаженный образ рациональности. Вследствие этого оказывается, что иррационалистические концепции сохраняют негативную понятийную зависимость от соответствующих рационалистических концепций и, стало быть, не могут рассматриваться как самодостаточный, внутренне свободный контртезис к соответствующему положению рационалистической системы, как ее чисто логическое отрицание.

Соображения о возникновении иррационалистических концепций по логике «ответа» на предельные понятия рационалистических систем позволяют бросить целостный взгляд на историко-философский материал, обнаружить новые взаимосвязи там, где мы их раньше не видели, или, наоборот, увидеть прерывности там, где видится связность. Однако эта логика концептуального ответа имеет, по-видимому, подчиненный и второстепенный характер по сравнению с теми закономерностями образования иррационалистических концепций, о которых речь шла выше.

Вполне понятно, что общая схема иррационалистического концептуализирования, формулировка некоторых общих соображений относительно логики иррационалистических построений существуют лишь на уровне возможности. Как, когда, в каких конкретных формах эта возможность претворяется в действительность, зависит от конкретных исторических, социальных, социально-психологических условий и причин.

Конкретная социально-историческая ситуация познания и социального действия имеет самое прямое отношение к тому, как осуществляется и как трактуется в философском смысле тот или иной познавательный акт. Социальный фундамент, социально-психологическая «очевидность», интуиции повседневного массового восприятия, в той или иной мере отображающие реальные закономерности социальной действительности, накладывают свой отпечаток и на человеческое познание, в какой бы сфере оно ни осуществлялось. Социальный контекст познания играет главенствующую роль и в судьбе иррациональности.

Для того чтобы иррациональное как диалектический момент взаимодействия разумного и рассудочного могло превратиться в иррационализм, т.е. в законченную и завершенную систему философски обоснованных взглядов, исходящих из постулата о бессилии разума в жизненно важных для человека делах, налагающих на разум определенные и непреодолимые границы, для того, наконец, чтобы утонченный элитарный философский иррационализм мог стать массовым настроением, психологической доминантой, общекультурной «очевидностью», как это произошло в ХХ в., – для всех этих изменений и метаморфоз иррационального нужны были определенные социальные условия.

Как известно, многие представители иррационалистической мысли жили и творили одновременно с наитипичнейшими представителями рационалистической традиции: одни – с рационалистами XVII в., другие – с просветителями, третьи – с немецкими классическими идеалистами, создателями систем рационалистического идеализма. До поры до времени все это были хотя и симптоматичные, но все же эпизоды, в принципе не нарушавшие типологически обобщенных принципов рационализма и преобладающих рационалистических тенденций. В полной мере превращение разума в антиразум, осуществление скрытых в его противоречивой природе возможностей отрыва одних сторон и граней от других относится уже к иным социальным условиям, когда ситуация человеческого бессилия перед социальной действительностью, угрозы самому существованию человека на земле порождают наконец иррационализм как неискоренимое массовое умонастроение. Философское рассуждение всегда опирается на определенные социальные очевидности, и когда меняются эти очевидности, меняется и сам способ философского рассуждения.

Если для предшествующей философии иррациональность могла выступать как принадлежность сферы мыслимого (иррациональность как ошибка суждения, как неразрешенное противоречие), то для современной эпохи иррациональность становится непосредственной очевидностью на уровне бытия. Вряд ли, таким образом, правомерны попытки представить всю историю мысли как историю «борьбы» (В. Сеземан) или «синтеза» (Р. Кронер) двух вневременных начал – рационального и иррационального.

Иррациональное становится постоянным, хотя и подспудным противником разума после того, как научно-рационалистические картины мира вытесняют на периферию сознания прежние мифологические и религиозные схемы.

Философия и методология науки — учебный курс

  • Авторы: Кузнецов В.Г., Панин А.В., Артамонова Ю.Д., Вархотов Т. А., Фурсов А.А.
  • Год создания: 1992
  • Организация: МГУ имени М.В. Ломоносова
  • Описание: 1. Цель курса • обеспечить подготовку студентов в области философии науки, дать знания, соответствующие современному уровню развития данной дисциплины и государственному образовательному стандарту высшего профессионального образования Министерства образования РФ по специальности «Философия». 2. Задачи курса: • дать студенту представление об эволюции науки как самостоятельного вида духовной деятельности; • охарактеризовать основные периоды в развитии науки; • определить место науки в культуре и показать основные моменты философского осмысления науки в социокультурном аспекте; • раскрыть вопросы, связанные с обсуждением природы научного знания и проблемы идеалов и критерии научности знания; • представить структуру научного знания и описать его основные элементы; • познакомить студента с современными методологическими концепциями в области философии науки; • показать специфику и основания постановки проблемы развития науки в ХХ веке, представить основные стратегии описания развития науки; • дать представление о научной рациональности; • охарактеризовать науку как социальный институт; обсудить вопрос о нормах и ценностях научного сообщества; • познакомить с современной философией техники; • способствовать освоению современных методов научного исследования. 3. Место курса в профессиональной подготовке выпускника В ходе изучения курса наука рассматривается как способ существования знания, особый вид духовной деятельности и социальный институт. Предлагается методологический аппарат, необходимый студентам при освоении курса «Философские проблемы конкретных дисциплин» и курса «Концепции современного естествознания». Курс тесно связан с проблематикой, рассматриваемой в ряде общепрофессиональных дисциплин – «Онтология и теория познания», «Логика» и др. Программа курса включает знакомство с современными философскими дискуссиями по проблемам науки и освоение материала, позволяющего ставить и решать исследовательские задачи в данной области на современном уровне. 4. Требования к уровню освоения содержания курса От студентов требуется освоение ряда методологических концепций науки, дающих возможность глубже понимать данный феномен и проводить анализ истории науки и ее современного состояния. На семинарских занятиях предполагается выработка навыков анализа науки как социокультурного феномена в рамках различных стратегий и освоение ряда технологий организации научной деятельности. II. Содержание курса 1. Разделы курса Раздел 1. Введение. Раздел 2. Наука как самостоятельный вид духовной деятельности. Основные периоды в развитии науки. Раздел 3. Наука в системе мировоззренческой ориентации. Основные вопросы философского осмысления науки в социокультурном аспекте. Раздел 4. Природа научного знания. Идеалы и критерии научности знания. Раздел 5. Структура научного знания и его основные элементы. Раздел 6. Методология научного исследования. Раздел 7. Рост и развитие научного знания. Современные концепции развития науки. Раздел 8. Понятие истины в философии науки. Истина и проблема научной рациональности. Раздел 9. Философия науки в свете различных философских традиций мышления. Раздел 10. Современная наука как социальный институт. Нормы и ценности научного сообщества. Раздел 11. Философия техники. 2. Краткое содержание разделов курса Раздел 1. Введение Место науки в современной цивилизации. Три грани науки: наука как знание , наука как вид деятельности и наука как социальный институт. Философский анализ науки, его цели и задачи. Место философии науки в системе философского знания. Логико-эпистемологический и социокультурный подход к анализу научного знания. Роль исходных философских установок в формировании образа науки. Становление и основные этапы развития философии науки как самостоятельной дисциплины. Классики философии и методологии науки, их основные работы. Современные периодические издания по философии науки. Философия науки и науковедческие дисциплины ,их взаимодействие. Философия техники и ее основные проблемы и задачи. Философия техники и философия науки. Раздел 2. Наука как самостоятельный вид духовной деятельности. Основные периоды в развитии науки Исторические предпосылки формирования научного знания и его устойчивого развития. Ремесленная и ученая традиция и их взаимодействие в ходе эволюции научного знания. Архаическая наука, ее специфика и формы организации. География архаической науки и ее основные достижения. Греческая наука и основные периоды ее развития. Зарождение научно-теоретического способа мышления и социокультурные основания этого процесса. Основные персоналии и достижения греческой науки. Александрийский период в развитии греческой науки как высший этап в развитии естественнонаучной традиции мышления в античности. Арабская наука и ее роль в развитии европейской науки. Основные центры развития арабской науки. Ключевые персоналии и основные достижения. Средневековая наука и наука эпохи возрождения, особенности стиля мышления, основные персоналии и достижения. Вклад науки Средневековья и Возрождения в европейскую научную традицию. Роль средневековой науки в становлении науки Нового времени. Становление науки Нового времени: от Коперника до Ньютона. Понятие классической науки (классического идеала научного знания). Роль философии в этом процессе. Роль Ф. Бэкона и Р. Декарта в обосновании и пропаганде новых метод научного мышления. Г. Галилей как основатель эмпирического естествознания. Вклад И. Ньютона в формирование классического периода в развитии науки. Развитие научного знания в 18 и 19 веках: персоналии и основные достижения. Дисциплинарное развитие науки в 19 веке. Кризис в физике на рубеже веков и его роль в развитии науки XX века. Наука XX века: основные достижения и переход к неклассической науке. Научно – техническая революция и ее влияние на характер развития науки в ХХ веке. Изменение места науки в развитии общества. Социальные последствия НТР. Раздел 3. Наука в системе мировоззренческой ориентации. Основные вопросы философского осмысления науки в социокультурном аспекте Отношение к науке как ключевой вопрос современной мировоззренческой ориентации. Противостояние сциентизма и антисциентизма как двух типов социокультурной ориентации. Дилемма сциентизма и антисциентизма, ее истоки и пути и способы разрешения. Мировоззрение сциентизма и его разновидности: социологический, культурологический и методологический сциентизм. Основные постулаты социологического сциентизма. Технологический детерминизм как современная форма социологического сциентизма. Идеи сциентизма в современной футурологии. Научно-технический и общественный прогресс: их взаимодействие Роль общественного прогресса в эволюции науки. Влияние НТП на социальную эволюцию. Является ли внутренняя логика НТП определяющей в развитии общества. Место человека в решении дальнейшей судьбы нашей цивилизации Социологический сциентизм и гуманизм. П. Фейерабенд о месте науки в свободном обществе. Культурологический сциентизм и его сущность. Наука и другие формы духовного освоения мира человеком, их общие основания и различия. Влияние науки на развитие других форм общественного сознания. Влияние нравственно – эстетических и политических императивов на развитие научного мышления. Почему наука как самостоятельный способ духовного освоения мира является продуктом европейской цивилизации? Влияние философских идей на развитие научного мышления. Человеческие измерения научного познания: познание и оценка, познание и коммуникация, познание и самовыражение личности. Объективность и социокультурная обусловленность научного знания. Роль личности в формировании научного знания способов его выражения. Современная социология познания о социокультурной обусловленности знания. Демонический образ науки и образ науки с человеческим лицом. Методологический сциентизм и его предпосылки. Является ли оправданной ориентация в формировании образа науки только на точные науки? Автономия науки в сциентистской интерпретации. Интернализм в трактовке процесса развития науки Антисциентизм как социокультурная ориентация, ее истоки и основания. Антисциентизм как продукт попыток осмысления социокультурных последствий НТП. Гуманистическая направленность антисциентистских идей. Антисциентизм и наукофобия. Раздел 4. Природа научного знания. Идеалы и критерии научности знания. Природа научного знания и его основные характеристики: научное знание как продукт рациональной деятельности, доказательность, системность, открытость для критики и проверки, интерсубъективность, предметная определенность и наличие собственного языка. Универсальность научного знания и ее границы. Особенности предмета , средств и методов науки . Цели науки и внешние и внутренние стимулы ее развития. Гносеологическая обусловленность различных представлений о природе научного знания и его критериях. Рационализм и математический идеал научного знания, его роль в истории научного мышления. Методология дедуктивизма и ее подход к определению критерия научности знания Становление опытных наук и кризис математического идеала научности. Эмпиризм и физический идеал научного знания. Индуктивизм как методологическая и логическая форма реконструкции этого идеала. Индуктивная выводимость как критерий научности знания. Проблема обоснования, индукции и кризис индуктивного идеала научности знания Верифицируемость как критерий научности знания. Гносеологические основания принципа верифицируемости и его основные идеи. Парадоксы принципа верифицируемости и границы его применимости. Критика принципа верифицируемости в современной философии науки. Фальсификационистский критерий демаркации научного знания К. Поппера и его гносеологические основания. Определение фальсифицируемости научных теорий, роль рискованных предсказаний, установление научного статуса теорий. Врожденная и приобретенная нефальсифицируемость теорий. Правила научного метода позволяющие сохранять фальсифицируемость знания. Принцип фальсифицируемости и реальная практика науки. Роль тезиса Дюгема — Куайна в критике фальсификационизма. Роль концепции истины А. Тарского в становлении методологии науки К. Поппера. Критика эссенциалистской и инструменталистской трактовки теоретического знания. Истинность и методология фаллибилизма. Понятие возрастания степени правдоподобности научных теорий и прогресс научного знания. Концепция трех миров (универсумов): мир физических объектов, мир состояний сознания и мир объективного содержания мышления. Роль теоретических систем, проблем и критических рассуждений в третьем мире. Традиционная эпистемология и эпистемология без познающего субъекта. Методология исследовательских программ. Критика И. Лакатосом концепции наивного фальсификационизма, индуктивизма и конвенционализма. История науки как эмпирический базис проверки философско-методологических программ. Понятие с структура исследовательской программы. Понятие аномального факта и решающего эксперимента в развитии науки. Почему естественнонаучные теории способны выдерживать эмпирические опровержения. Критерии успешности исследовательских программ. Парадигмальная модель научности знания Т. Куна и ее гносеологические основания. Условия возникновения новой философии науки. Проблема социокультурной обусловленности научного знания. Концепция развития науки. Понятие парадигмы, ее формирование и функции. Понятие фундаментальной теории и нормальной науки. Роль научного сообщества в определении научного статуса теории. Научная революция. Проблема несоизмеримости научных теорий, сменяющих друг друга в результате научной революции. Преемственность научного знания. Прогресс и развитие науки. Кризисные периоды в развитии науки и их объяснение в современной философии науки. Достоинства и издержки парадигмального понимания научности. Методология эпистемологического анархизма. Критика П. Фейерабендом кумулятивистской модели развития науки. Принцип несовместимости научных теорий. Пролиферация и устойчивость теорий как источник развития науки. Проблема общего эмпирического базиса для сравнения научных теорий. Принцип несоизмеримости теорий (термины различных теорий семантически не совместимы друг с другом, отсутствие общего языка наблюдения, отсутствие одинаковых методов решения). Соотношение истории науки, традиции и методологии науки. Критика универсальных правил научного исследования, всеобщих принципов, стандартов и методов познания. Соотношения мировоззрения, здравого смысла, эмпирических фактов и теоретического знания. Наука как мифологическая конструкция. Наука и государство. Гуманитарный идеал научного знания. Деление наук на науки о природе и науки о культуре. Специфика гуманитарного знания: специфическая роль субъекта в гуманитарном познании, включение целей и потребностей субъекта в стандарты оценки научности концепций, специфика используемых методов, роль понимания в гуманитарном исследовании, диалоговый характер гуманитарного знания. . Современные представления о специфике гуманитарного знания. Значение разработки представлений о специфике гуманитарного знания для решения вопроса о природе научного знания. Раздел 5. Структура научного знания и его основные элементы. Уровни и этапы научного знания: основания для их выделения. Эмпирический уровень исследования, его особенности, задачи и функции науки. Мера автономии в существовании эмпирического знания и его связь с теоретическими предпосылками. Теоретический уровень научного исследования, его специфика, задачи и функции. Теоретическое исследование как процесс вычленения нового мысленного содержания знания, не сводимого к эмпирическому знанию. Соотношение чувственного и рационального коррелятов в эмпирическом и теоретическом исследовании, Метатеоретический или парадигмальный уровень знания, его природа, специфика и регулятивные функции в познании. Исследовательская программа И. Лакатоса и парадигма Т. Куна как примеры выделения метатеоретического знания. Картина мира и стиль мышления как элементы метатеоретического уровня мышления. Парадигмальный уровень знания как итог и предпосылка эмпирического и теоретического исследования. Научная проблема как элемент научного знания и исходная форма его систематизации. Проблема, вопрос, задача. Гносеологическая характеристика проблемы и ее место в познавательном цикле. Научная проблема и условия ее разрешимости. Типология научных проблем. Понятие научного факта. Достоверность фактуального знания: научный факт и протокол наблюдения. Структура факта: перцептивная, лингвистическая и материально-практическая компоненты научного факта. Типология фактов. Способы получения и систематизации фактов, функции фактуального знания в научном исследовании: роль фактуального знания в выдвижении подтверждении и опровержении теоретических гипотез. Понятие научного закона: законы природы и законы науки. Гносеологическое содержание закона науки. Логические характеристики суждений, в которых формулируются законы науки. Проблема природы необходимости, выражаемой в законе: психологическая, логическая и физическая необходимость. Способы получения и обоснования законов, функции законов в познании. Типы и виды научных законов: эмпирические и теоретические, динамические и статистические законы, причинные и непричинные законы. Научная теория как высшая форма систематизации знания. Общая характеристика научной теории. Типология научных теорий. Теоретическая модель как элемент внутренней организации теории. Опосредованный характер теоретического знания: теория и система идеальных объектов. Способы построения и развертывания теории, роль парадигмального знания в теоретичен исследовании Математизация теоретического знания и проблема интерпретации математического аппарата теории. Семантическая и эмпирическая интерпретация значения теоретических терминов. Методологические регулятивы построения и отбора теоретических гипотез: проверяемость, непротиворечивость, простота. Принцип соответствия и дополнительности и их роль в оценке теоретического знания. Проблема соизмеримости старых и новых теорий. Различные концепции природы теоретического знания. Феноменалистическая, инструменталистская, конвенционалистская и реалистическая концепции природы теоретического знания. Наивный и критический реализм. Основные познавательные функции науки. Научное описание и его общая характеристика. Виды описания. Требования к языку описания. Понятие смысла и значения языковых выражений. Семантическая структура языка и ее отношение к действительности, проблема интерпретации результатов описания. Место описания в структуре познания: критика дескриптивизма. Научное объяснение как основная познавательная функция науки. Дедуктивно-номологическая модель объяснения, ее структура и основные компоненты. Условия адекватности объяснения. Вероятностно-индуктивная модель и ее особенности. Объяснение факта и объяснение закона. Объяснение и понимание. Соотношение этих понятий и место понимания в методологии. Традиционная и психологическая трактовка понимания. Понимание как интерпретация и как метод постижения смысла. Методологические принципы научной интерпретации. Научное предсказание. Логическая структура реализации предсказательной функции. Предсказание, предвидение и прогноз. Роль дедукции, индукции и аналогии в реализации предсказания. Методы проверки предсказаний. Особенности предсказания в общественных науках: самореализующиеся и самофальсифицирующие предсказания. Роль предсказаний в процессе проверки и обосновании теоретических гипотез. Предсказание и ретросказание. Раздел 6. Методология научного исследования. Цели и задачи методологического анализа научного исследования. Теория и метод. Формы существования методологического знания. Система идеалов и норм научного исследования как схема метода научной деятельности. Логические и эпистемологические основания методологического знания. Современные методологические доктрины и их философские основания. Феноменализм и эмпиризм как философское основание методологии позитивизма. Фаллибилизм и гипотетизм как основание методологической концепции критического рационализма Поппера. Конвенционалисткие предпосылки методологических идей И. Лакатоса и Т. Куна. Методология эпистемологического анархизма П. Фейерабенда. Рациональные приемы научного исследования: абстрагирование и идеализация, индукция и дедукция, аналогия, анализ и синтез и их место в научном исследовании. Эмпирические методы научного познания. Наблюдение как метод эмпирического познания. Специфика наблюдения в науке. Структура, типы и виды наблюдения. Избирательность научного наблюдения и его обусловленность системой наличного знания. Обработка результатов наблюдения и формирования фактуального базиса науки. Интерсубъективность результатов наблюдения и способы их проверки. Эксперимент как основной метод научного исследования. Наблюдение и эксперимент: их сходство и различие. Структура научного эксперимента. Цели и задачи экспериментальной деятельности. Типы и виды эксперимента. Последовательность этапов в проведении эксперимента. Роль и функции теоретического знания в подготовке проведении и интерпретации результатов эксперимента. Воспроизводимость результатов эксперимента. Функции эксперимента в научном познании. Статистические методы обработки результатов эксперимента. Особенности эксперимента в общественных науках. Мысленный эксперимент, его сущность, сфера применения и познавательный статус. Эвристические возможности мысленного эксперимента. Теоретические методы научного исследования. Абстрагирование и идеализация как исходные приемы в построении теоретического знания. Гипотеза как основной метод построения и развития научного знания. Общая характеристика гипотетико-дедуктивного метода. Типы и виды гипотез. Основные стадии процесса построения и развития научной гипотезы. Место индукции, дедукции и аналогии в процессе построения гипотез. Роль интуиции в процессе выдвижения гипотез. Методы проверки и обоснования гипотезы: подтверждение и опровержение научных гипотез. Условия серьезности гипотезы, роль парадигмальных оснований в построении и отборе гипотез на статус объясняющей теории. Метод математической гипотезы, его сущность и сфера применимости. Основные приемы построения математических гипотез и проблема их содержательной интерпретации. Эвристическая роль математики в опытных науках. Раздел 7. Рост и развитие научного знания. Современные концепции развития науки Кумулятивисткая модель развития знания, ее сущность и основные представители. Гносеологические основания этой концепции. Кумулятивизм о соотношении эволюционных и революционных изменений в науке: трактовка научных революций в кумулятивизме. Концепция роста научного знания К. Поппера. Гносеологические и методологические основания попперовской концепции. Рост знания как условие сохранения эмпирического характера науки. Теория трех миров как философское обоснование концепции Поппера. Роль понятия истины в трактовке прогресса научного знания Поппером. Автономия в развитии знания и ее пределы. Попперовская схема роста знания. Роль биологических аналогий в трактовке роста знания. Соотношение эволюционных и революционных изменения в модели Поппера. Критическая оценка попперовской модели роста в современной литературе. Концепция развития знания И. Лакатоса. Методологические основания его модели: методология исследовательских программ и ее сущность. Роль истории науки в оценке методологических стратегий. История науки и ее рациональная реконструкция. Борьба программ как стимул в развитии научного знания. Сравнительный анализ концепции Поппера и Лакатоса. Критическая оценка концепции Лакатоса и ее место в современной философии науки. Развитие научного знания в свете основных идей Т. Куна. Нормальные и экстраординарные периоды в развитии науки. Т. Кун о природе нормальной науки: характер изменения знания в нормальной науке. Кризис нормальной науки и его симптомы: аналогия с политической жизнью. Научная революция как смена парадигм. Проблема соизмеримости знания в ходе революционных изменений. Трактовка Куном характера революционных изменений в науке: Проблема научного прогресса в концепции Куна. Место и роль концепции куна в современной философии науки. Рост и развитие научного знания в свете основных идей эволюционной эпистемологии. Базисные идеи эволюционной эпистемологии: понимание жизни как когногенеза (К. Лоренц), онтогенетическая эволюция ментальных структур (Ж. Пиаже). Эволюционный подход к пониманию развития знания К. Поппера и С. Тулмина. Эволюционная модель развития знания Д. Кэмбелла. Развитие знания в свете системной эпистемологии К. Хахлвега. Изменение научного знания в свете основных допущений постструктурализма. Критика М. Фуко традиционной истории идей. Базовые понятия «археологии знания» -позитивность, архив, историческое априори. Понятие «дискурс». Переход к структурам власти-знания. Понятие «сингулярность» Ж. Делеза и идея реконструкции науки через «установку» данного ученого в отношении мира. Раздел 8. Понятие истины в философии науки. Истина и проблема научной рациональности Классическое понятие истины в философии науки. Использование семантической концепции истины в современной философии науки. Истинность и доказательность научного знания. Относительный характер научных истин. Попытки отказа от использования понятия истины в философии науки и их мотивация. Истина как характеристика суждений, как оценка знания и как культурная ценность. Проблема научной рациональности в современной философии науки. Логико-эмпирический подход к рациональности: рациональность как соответствие законам разума. Рациональность как целесообразность: рациональность и цель науки. Трактовка понятия рациональности в критическом рационализме. Рациональность и истина. Научная и иные виды рациональности человеческой деятельности. Соотношение рационального и иррационального в ходе духовно-практического освоения мира человеком. Раздел 9. Философия науки в ХХ веке в свете различных философских традиций мышления Позитивистская философия науки. Наука сама себе философия. Гносеологические основания философии позитивизма: тезис феноменализма и тезис дескриптивизма. Методологический принцип эмпиризма. Идея логического атомизма и доктрина верифицируемости как критерия познавательного значения суждений. Гипотетико-дедуктивная модель и концепция подтверждения. Программа построения единого языка науки. Эволюция идей позитивизма от О. Конта до М. Шлика. Анализ языка науки как средство решения основных проблем науки в аналитической философии. Постпозитивистская философия науки. Изменения проблематики философии науки в постпозитивизме: проблема роста знания, проблема демаркации, проблема научной рациональности, проблема научной революции, исторический подход к построению философии науки. Гносеологические основания постпозитивистской философии науки: фаллибилизм и гипотетизм, критический реализм, эволюционный подход к пониманию развития знания. Эволюция постпозитивизма от строгого методологизма К. Поппера до эпистемологического и методологического анархизма П. Фейерабенда. Влияние постпозитивистской традиции мышления в современной философии науки. Концепция научного знания в феноменологии. Стратегия построения философии как «строгой науки». Понятие «феномен». Возвращение к античному пониманию теории как сопричастности движению смыслов. Феноменология как онтология и метод. Понятие «жизненного мира». Наука как европейское явление. Наука и философия. Проблема классификации наук в феноменологии. Феноменолого-герменевтическая традиция о сущности науки. Понятие «эпоха» и историческая размерность знания. Этапы развития науки. Новое время как «время картины мира», классическая наука как построение конструктов мира рациональным субъектом. Проблемы постклассической науки. Методологическая доктрина структурализма. Представление о структурах как алгоритмах мышления и идея существования универсального кода культуры. Наука и другие формы культуры. Представление культуры как текста. Критика базовых допущений структурализма в постструктурализме. Понятие «дискурс». Стратегии восстановления научного дискурса: «археология знания» М. Фуко, «логика смысла» Ж.Делеза. Постмодерн и идея условности любого образа в культуре. Модерн как стратегия разрушения образов, постмодерн как ироничное переосмысление образов. Воззрения на науку в постмодернистской традиции мышления: конец эпохи метанарративов, распря дискурсов, особенности научного дискурса и правила его (по)ведения. Радикальный конструктивизм о сути категорий и понятий науки. Понятие системы, осмысляющей самое себя. «Слепое пятно» системы. Понятие самореферентной и аутопойетической системы. Наука как система. Коммуникация в понимании радикального конструктивизма и проблема взаимоотношений науки и общества. Раздел 10. Современная наука как социальный институт. Нормы и ценности научного сообщества Становление науки как социального института. Различные подходы к определению науки как социального института. Научные сообщества и их исторические типы: дисциплинарные и междисциплинарные сообщества, научные школы и направления. Наука и образование. Университетское образование как форма воспроизводства и расширения знания. Роль развития способов трансляции знания в образовании научных сообществ. Наука и экономика, наука и власть, наука и идеология. Проблема государственного регулирования и стимулирования развития научных исследований. Этика науки и ответственность ученого. Нормы научной деятельности и этос науки. Социальная ответственность ученого и объективная логика развития научного знания. Социальная ответственность ученого и социально политический контекст. Должна ли ограничиваться свобода научных исследований? Раздел 11. Философия техники Предмет философии техники: техника как объект и как деятельность. Три аспекта техники: инженерный, антропологический и социальный. Техника как специфическая форма культуры. Исторические социокультурные предпосылки выделения технической проблематики и формирования философии техники: формирование механистической картины мира, научно-техническая революция, стремительное развитие технологий после II Мировой Войны. Наука и техника. Три стадии развития взаимоотношений науки и техники. Институциональная и когнитивная дифференциация сфер науки и техники и формирование технической ориентации в науке (XVII – XVIII вв. ). Начало сциентификации техники и интенсивное развитие техники в период промышленной революции (конец XVIII – первая половина XIX в.). Систематический взаимообмен и взаимовлияние науки и техники (вторая половина XIX – XX в.). Основные методологические подходы к вопросу о сущности техники. Антропологический подход: техника как органопроекция (Э.Капп, А.Гелен). Экзистенциалистский анализ техники (М.Хайдеггер, К.Ясперс, Х.Ортега-и-Гассет). Анализ технических наук и проектирования (П.Энгельмейер, Ф.Дессауэр). Исследование социальных функций и влияний техники; теории технократии и техногенной цивилизации (Ж.Эллюль, Л.Мэмфорд, представители Франкфуртской школы). Взаимоотношения философско-культурологичекого и инженерно-технократического направлений в философии техники. Основные проблемы современной философии техники. Социология и методология проектирования и инженерной деятельности. Соотношение дескриптивных и нормативных теорий в науке о конструировании. Кибернетика и моделирование технических систем. Этика и ответственность инженера-техника: распределение и мера ответственности за техногенный экологический ущерб. Психо-социальное воздействие техники и этика управления.
  • Добавил в систему: Панин Александр Владимирович

Рациональность, мораль и экономическая координация: контуры взаимодействия

  • Главная
  • Журналы
  • Журнал институциональных исследований
  • 2017 год
  • Номер 2
  • Рациональность, мораль и экономическая координация: контуры взаимодействия

Сушенцова Мария Сергеевна
ассистент департамента теоретической экономики, Научно-исследовательский университет «Высшая школа экономики», г. Москва, e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Journal of Institutional Studies (Журнал институциональных исследований), 2017, Том 9 (номер 2),

с. 46-62
DOI: 10.17835/2076-6297.2017.9.2.046-062

В статье представлен обзор основных тенденций во взаимодействии понятий экономической рациональности и морали, а также анализ их влияния на основания общественной координации. Сначала рассматривается эволюция модели рациональности в двух основных направлениях – ее эмпирическое ограничение (теория перспектив Д. Канемана и А. Тверски) и, напротив, концептуальное расширение (экономический империализм Г. Беккера), а также вклад современного институционализма. Показывается, что эволюция модели рациональности носила в основном инструментальный характер и не затронула ее этически значимого ядра – центральной идеи благополучия в мотивации экономических агентов. В связи с этим рассматриваются два основных способа интеграции рациональности и морали в современных методологических дискуссиях – концепции «множественных предпочтений» (1) и моральных «обязательств» (2). Первая концепция предполагает наличие устойчивых убеждений или «метапредпочтений», в соответствии с которыми должны отбираться желания или предпочтения. В рамках второго подхода проводится качественное различие между рациональным поведением, основанным на соображениях личной выгоды или «симпатии», и собственно моральным поведением, опирающимся на «обязательство». Демонстрируется, что подход к разграничению рациональных и моральных аргументов напрямую определяет принципы координации экономических интересов в обществе, в том числе основания социальной справедливости. Среди последних выделяются два подхода – взаимная выгода, основанная на принципе «симпатии», или беспристрастность, опирающаяся на «обязательство силы». Данные концепции подразумевают соответствующие типы экономической координации: эволюционно-рыночный (с акцентом на эффективность) или конструктивистский (с акцентом на распределение).

скачать полный текст статьи

Ключевые слова: рациональность; этика; моральные обязательства; множественные предпочтения; координация; А. Сен


Список литературы:

  • Автономов В. С. (1993). Человек в зеркале экономической теории. М.: Наука.
  • Беккер Г. (1993). Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS, вып. 1, с. 24–40.
  • Беккер Г. (2003). Человеческое поведение. Экономический подход. М.: ГУ ВШЭ.
  • Бентам И. (1998). Введение в основания нравственности и законодательства. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).
  • Божар А. (2016). История нормативной экономической теории. Экономическая теория благосостояния, теория общественного выбора и экономические теории справедливости // Экономическая теория в историческом развитии: взгляд из Франции и России: Монография / Под общ. ред. А. Г. Худокормова. М.: ИНФРА-М, с. 388–443.
  • Бьюкенен Д. М. (2011). Этические правила, ожидаемые оценки и большие группы // Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания / Редкол.: Я. И. Кузьминов (гл. ред.), В. С. Автономов (зам. гл. ред.), О. И. Ананьин и др.; НИУ Высшая школа экономики. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, с. 90–111.
  • Веблен Т. (2006). Почему экономика не является эволюционной дисциплиной? // TERRA ECONOMICUS, т. 4, № 2, с. 99–111.
  • Вольчик В. В. (2016). Культура, поведенческие паттерны и индуктивное мышление // Journal of Institutional Studies (Журнал институциональных исследований), т. 8, № 4, с. 28–39.
  • Канеман Д. и Тверски А. (2003). Рациональный выбор, ценности и фреймы // Психологический журнал, т. 24, № 4, с. 31–42.
  • Канеман Д., Словик П. и Тверски А. (2005). Принятие решений в неопределенности. Правила и предубеждения. М.: Гуманитарный центр.
  • Козловски П. (1999). Принципы этической экономии. СПб.: Экономическая школа.
  • Милль Дж. С. (2013). Утилитаризм. Ростов н/Д.: Донской издательский дом.
  • Найт Ф. (2009). Этика конкуренции. М.: ЭКОМ.
  • Найт Ф. (2012). Экономика и человеческая деятельность // Философия экономики. Антология / Под ред. Хаусмана Д. М.: Изд-во Института Гайдара, с. 124–133.
  • Сен А. (1996). Об этике и экономике. М.: Наука.
  • Сен А. (2016). Идея справедливости. М.: Изд-во Института Гайдара:+ Фонд «Либеральная Миссия».
  • Смит А. (1997). Теория нравственных чувств. М.: Республика.
  • Хаусман Д. М. и Макферсон М. С. (2011). Серьезное отношение к этике: экономическая теория и современная моральная философия // Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания / Редкол.: Я. И. Кузьминов (гл. ред.), В. С. Автономов (зам. гл. ред.), О. И. Ананьин и др.; НИУ Высшая школа экономики. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, с. 112–234.
  • Хаусман Д. М. и Макферсон М. С. (2012). Философские основания магистрального направления нормативной экономики // Философия экономики. Антология / Под ред. Д. Хаусмана; пер. с англ. М.: Изд-во Института Гайдара, с. 269–300.
  • Фридман М. (1994). Методология позитивной экономической науки // THESIS, вып. 4, с. 20–52.
  • Шаститко А. Е. (1998). Модели рационального экономического поведения человека // Вопросы экономики, № 5, с. 53–67.
  • Шаститко А. Е. (2006). Модели человека в экономической теории. М.: ИНФРА-М.
  • Backhouse R. E. (2008). Methodology of economics. The New Palgrave Dictionary of Economics. Second Edition. Eds. S. N. Durlauf and L. E. Blume. N.Y.: Palgrave Macmillan.
  • Bicchieri C. (2009). Rationality and indeterminacy. The Oxford Handbook of Philosophy of Economics. Ed. By D. Ross and H. Kincaid.
  • Blume L. E. and Easley D. (2008). Rationality. The New Palgrave Dictionary of Economics. Second Edition. Eds. S. N. Durlauf and L. E. Blume. N.Y.: Palgrave Macmillan.
  • Bruni L. and Sugden R. (2013). Reclaiming Virtue Ethics for Economics // The Journal of Economic Perspectives, vol. 27, no. 4, pp. 141–163.
  • Bush P. D. (1987). The Theory of Institutional Change // Journal of Economic Issues, vol. 21, no. 3, pp. 1075–1116.
  • Hands D. W. (2008). Philosophy and economics. The New Palgrave Dictionary of Economics. Second Edition. Eds. S. N. Durlauf and L. E. Blume. N.Y.: Palgrave Macmillan.
  • Keppler J. H. (2010). Adam Smith and the economy of the passions. N.Y., Abingdon: Routledge.
  • McQuillin B. and Sugden R. (2012). Reconciling normative and behavioural economics: the problems to be solved // Social Choice and Welfare, vol. 38, no. 4, pp. 553–567.
  • Mongin P. (2006). A concept of progress for normative economics // Economics and Philosophy, vol. 22, no. 1, pp. 19–54.
  • Sen A. K. (1977). Rational fools: a critique of the behavioral foundations of economic theory // Philosophy and Public Affairs, no. 6, pp. 317–344.
  • Steele G. R. (2004). Understanding economic man: psychology, rationality, and values // American Journal of Economics and Sociology, vol. 63, no. 5, pp. 1021–1055.
  • Sugden R. (1991). Rational choice: a survey of contributions from economics and philosophy // Economic Journal, vol. 101, no. 407, pp. 751–785.
  • Sugden R. (2004). The opportunity criterion: Consumer sovereignty without the assumption of coherent preferences // American Economic Review, vol. 94, no. 4, pp. 1014–1033.
  • Williamson O. E. (1975). Markets and Hierarchies: Analysis and Antitrust Implications. N.Y.: The Free Press.

Издатель: ООО «Гуманитарные Перспективы»
Учредитель: ООО «Гуманитарные Перспективы»
Online-ISSN: 2412-6039 ISSN: 2076-6297

Понятие рациональности в экономике — характеристики, принцип и типы

Содержание:

С момента своего возникновения как самостоятельной области знаний, экономическая теория использовала экономическую модель человека. Создание такой модели связано с необходимостью изучения проблемы выбора и мотивации в экономической деятельности физических лиц.

Человеческий фактор является ядром системы взаимодействия экономики и социальной сферы общества. Экономическая социология изучает группы, которые вовлечены в систему экономических отношений и взаимодействуют друг с другом, поэтому ее объектом является экономика, рассматриваемая с определенной точки зрения, как социальный процесс.
Характер деятельности людей в экономике зависит от их социальных характеристик, сформировавшихся как в экономике, так и в других сферах общественной жизни — политике, праве, культуре, идеологии, семье, а также положения, которое они занимают в этих сферах.

Трактовка экономического развития как социального процесса означает, что это развитие не рассматривается в отрыве от других сфер общественной жизни, а тесно связано с ними, и эта связь осуществляется через социально-экономические группы.

Общие характеристики и методологический статус экономической модели личности

Экономика, как и другие социальные науки (социология, политология, психология, антропология), имеет в качестве объекта человеческого поведения. В самом широком смысле можно сказать, что все содержание экономической науки состоит в описании человеческого поведения, то есть не только индивидуального, но и непреднамеренных последствий взаимодействия между индивидуумами, а также институтов, в которых воплощено прошлое поведение. В этом широком смысле было бы тавтологией говорить о людях в экономической теории. Однако научный подход к описанию и прогнозированию человеческого поведения требует, чтобы социальные науки его обобщили, типизировали.

На практике это проявляется в использовании определенной поведенческой гипотезы, предполагающей упрощенный взгляд на природу человека. Эта гипотеза или модель не является объектом исследования, а представляет собой исследовательский инструмент, элемент метода данной теории. В то же время каждая из социальных наук имеет свое собственное представление о человеке, логику его поведения, устанавливающую те его характеристики, которые представляют основной интерес для той или иной отрасли знания, абстрагируясь от других его атрибутов. Именно содержание этой рабочей модели человека и выбор его составляющих определяет специфику общественных наук, разделение труда между ними, очерчивает объект их изучения. Более того, можно показать, что развитие их специфического представления о человеке послужило основой для отделения отдельных социальных наук от философии нравственности.

Рациональность в экономике заключается в минимизации затрат при максимизации выгоды.

Принцип экономической рациональности

Основой экономической теории является предпосылка рациональности человеческого поведения в экономике. Ограниченность экономических ресурсов становится причиной необходимости их рационального использования. Таким образом, рациональность — это минимизация затрат при максимизации выгоды, что является сущностью экономического поведения.

Согласно основным предположениям экономической теории, домашние хозяйства стараются максимально удовлетворить свои потребности в рамках установленного бюджета, предприятия рассчитывают прибыль путем минимизации своих расходов или повышения цен, а государственные органы рассчитывают уровень благосостояния общества на основе определенного бюджета.

Принцип рациональности в современной экономической теории был заимствован из классической школы политэкономии, а именно из книги «Исследования природы и причин богатства народов», в которой А. Смит вывел из нее образ homo economicus, т.е. экономического человека, наделенного эгоизмом и накапливающего богатство.

Рациональные действия понимаются как целенаправленные действия экономических агентов, направленные на достижение конкретной цели и учитывающие существующие ограничения, а также имеющиеся возможности.

В 1950-х годах в попытке приблизить экономическую теорию к практической жизни появилось понятие «ограниченной рациональности». Человеческие экономические мотивы связаны со стремлением достичь наилучшего результата, однако практическая реализация ограничивается неполной информацией. Эта концепция предполагала попытку заменить принцип «рациональности» принципом «удовлетворительности».

Концепция «ограниченной рациональности» была разработана американским экономистом Г. Саймоном. Это означает, что человек ставит перед собой определенную цель и использует имеющееся в его распоряжении время и средства для достижения этой цели. Между тем, данное время и средства ограничены. Человек должен структурировать свои цели в соответствии с важностью и сделать выбор, т.е. наилучшим образом располагать ресурсами.

Обоснованный выбор — это оценка принятого решения, сравнение выгод и затрат, связанных с имеющимися вариантами. С рациональным выбором тесно связана концепция альтернативной стоимости. Стоимость упущенных возможностей понимается как оценка упущенных выгод, плата за сделанный выбор.

Рациональность в экономике означает, что каждый субъект экономики стремится к достижению определенной цели и сравнительно рассчитывает стоимость средств для достижения этой цели. Например, потребитель должен распределить свои потребности так, чтобы его будущие расходы соответствовали ожидаемым доходам.

Из этого следует, что критерием рационального поведения в экономике является эффективность, то есть рациональность основывается на выборе из множества альтернатив, позволяющих достичь максимального результата с минимальными затратами.

Типы рациональности

В то время как рациональность относится к максимизации объективной функции при имеющихся ограничениях, экономическое поведение учитывает неоднородность, ограниченность ресурсов и ограничения целей.

Более того, рациональность имеет различные виды обоснования. Р. Будон предложил классификацию видов экономической рациональности (рис. 1).

Анализируя механизмы объяснения рациональности, целей и ресурсных ограничений, а также различий в положении человека в конкурентной среде, необходимо признать, что развитие теоретических представлений об экономической рациональности усложняет модель поведения в экономике. Общество ставит цели экономического поведения субъектов, определяет их статус и возможности доступа к ресурсам, формы и институты достижения целей, а также принцип определения результата.

Рисунок 1: Типы рационального поведения в экономике. 

Рациональность в экономической теории

Проблему распределения ограниченных имеющихся ресурсов можно рассматривать в нормативном и позитивном плане. Основополагающей предпосылкой в обоих случаях является тезис о том, что можно адаптировать средства к конечной цели, осуществлять деятельность в соответствии с поставленными задачами и возникающими обстоятельствами.

Термин «рациональный» давно имеет особое содержание в экономической теории, которое не совпадает с интерпретацией в толковом словаре: «не рациональный, разумный, не противоречащий здравому смыслу и т.д.». В экономической теории рациональный человек — это максималист, который соглашается только на лучший вариант. Ожидания человека также рациональны.

Именно концепция рациональности является важнейшим «экспортом» экономической теории в ее обмене с другими социальными науками.

Человеческое поведение почти всегда имеет рациональную составляющую, а экономическая теория не ограничивается узким понятием рациональности.

Пределы рационального использования ресурсов
Ресурсная составляющая в концепции экономической рациональности подразумевает несколько разнородных ограничений, которые рассматриваются в независимых теориях.

Первым ограничением является ограниченная информация. Например, покупатель не имеет абсолютно полной информации при принятии решения о покупке, потому что она недоступна или ее стоимость слишком высока.

Вторым ограничением являются операционные издержки. Получение и интерпретация полной информации, выбор вариантов и принятие оптимального решения потребуют значительных затрат времени и денег. Ограниченная рациональность подразумевает, что человек выбирает не лучший вариант, а удовлетворительный, близкий к лучшему. Человек в этом случае пытается достичь некоторого удовлетворительного уровня полезности, а не максимизировать ее.

Третьим ограничением является ограниченная возможность обработки имеющихся данных. Разумный субъект будет иметь дело с некоторой неограниченной информацией, которую он способен анализировать с учетом своих способностей.

404 Cтраница не найдена

Версия для слабовидящих

  • Абитуриенту
    • ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ НАБОР 2022
    • ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ПО ПОСТУПЛЕНИЮ
    • График работы приемной комиссии
    • Особенности приема граждан из ДНР и ЛНР и др.
    • Особенности приема граждан детей военнослужащих и сотрудников некоторых федеральных государственных органов
    • Календарь абитуриента
    • Документы для поступления
    • План приема на 2022/23 учебный год
    • Специальности и направления
    • Стоимость обучения
    • Вступительные испытания, график проведения, консультации
    • Вступительные испытания для школьников, инвалидов и иностранных граждан
    • Вступительные испытания для выпускников колледжей, техникумов, вузов
    • Минимальное количество баллов для поступления в вуз на 2022/23 учебный год
    • Индивидуальные достижения
    • Скидки при поступлении в ЗГУ
    • Программа поддержки студентов
    • Сводка о ходе приема документов
    • Списки поступающих
    • КОНКУРСНЫЕ СПИСКИ (Рейтинг абитуриентов)
    • Приказы на зачисление
    • Результаты приема — 2021
    • Вопрос-ответ
    • День открытых дверей
    • МАГИСТРАТУРА
    • АСПИРАНТУРА
    • ЦЕНТР ДОВУЗОВСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ ОБРАЗОВАНИЯ И ПРОФОРИЕНТАЦИИ ШКОЛЬНИКОВ (ЦДОиПШ)
    • Сетевое образование
  • Студенту
    • Учебный процесс
    • Информация
    • Финансовые вопросы
    • Справочник студента
  • Сотруднику
    • Вакансии
    • Документы
    • Первичная профсоюзная организация сотрудников НГИИ
    • Конкурс на замещение должностей научных работников
  • Выпускнику
    • Работа для студентов и выпускников
    • Результаты трудоустройства выпускников
    • Советы выпускнику
    • Выдающиеся выпускники
    • Система содействия трудоустройству выпускников
    • Перечень интернет-ресурсов для трудоустройства
    • План мероприятий по содействию трудоустройству выпускников
  • Сотрудничество
  • Противодействие коррупции
    • Нормативные правовые и иные акты в сфере противодействия коррупции
    • Антикоррупционная экспертиза
    • Методические материалы
    • Формы документов, связанных с противодействием коррупции, для заполнения
    • Сведения о доходах, расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера
    • Комиссия по соблюдению ограничений, запретов и требований, установленных в целях противодействия коррупции и (или) требований об урегулировании конфликта интересов
    • Обратная связь для сообщений о фактах коррупции
  • Расписание
  • Мечтая о будущей карьере
  • Коронавирус
  • Антитеррор
    • Терроризм
    • Сайты
    • Нормативные акты
    • Законодательные акты РФ
  • Университет
    • О ВУЗе
    • Сведения об образовательной организации
    • Органы управления
    • Новости
    • Документы
    • Инфраструктура
    • Общественные организации
    • Факультеты
    • Сотрудничество
    • Учебно-методическое управление (УМУ)
    • Программа развития 2020-2025 г.
    • СМИ о ЗГУ
    • ЗГУ — 60 лет
  • Политехнический колледж
    • О ПТК
    • Студенческое бюро
    • Факультет электроэнергетики, экономики и управления
    • Горно-технологический факультет
  • Образование
    • Высшее образование
    • Магистратура
    • Аспирантура
    • Среднее профессиональное образование
    • Дополнительное профессиональное образование
    • Довузовское образование
  • Наука
  • Проектная деятельность
  • Вне учебы
    • Конкурсы и мероприятия
    • Медиатека
    • Отделы, объединения, советы
    • Профориентация
    • Социальное обеспечение
    • Творческие студии
  • Онлайн Школа социальных компетенций
  • Практика
    • Подготовка студентов
    • Программа «Профессиональный старт»
    • Положение о практической подготовке обучающихся
    • Программы практик
    • База практик
    • Договоры о практической подготовке обучающихся
  • Главная
  • Аспирантура

Гуманитарные и общественные науки

Философия

Кузнецова И. С.

Конфликт типов теоретической и практической рациональности в русской философии и науке XIX века
Аннотация

Анализируется процесс формирования нового типа рациональности в трудах Н. И. Лобачевского. Выявляются причины враждебного отношения к новой теории выдающихся русских математиков. Обращается внимание на эволюцию рациональности в русской философской мысли XIX в.

This article analyses the formation of a new type of rationality in N. Lobachevsky’s works. The author identifies the reasons for hostility against the new theory of outstanding Russian mathematicians and pays special attention to the development of rationality in Russian philosophical thought of the 19th century.

Скачать статью

[text]неевклидова геометрия обоснование теории наглядность,тип рациональности. non-Euclidean geometry theory justification visualization type of rationality.

Андрейчук Н. В.

Образование в контексте проблемы рациональности
Аннотация

Рассматривается рациональность практической деятельности в качестве одного из критериев развития социума; в этом контексте анализируется эффективность образования как социального института. Указано, что в образовании различаются процессы обучения и воспитания;подчеркивается необходимость повышения уровня рациональности образования для преодоления кризисных явлений в социуме; особое внимание уделяется проводимой в нашей стране реформе высшего образования.

This article considers rationality of practical activity as one of the criteria of development of society. The author analyses the efficiency of education as a social institution in this context. Education distinguishes between training and upbringing and emphasises the need to increase the level of rationality of education in order to overcome crisis phenomena in the society. Special attention is paid to the higher education reform implemented in Russia.

Скачать статью

[text]рациональность социальный институт образование обучение воспитание ценность реформа высшего образования. rationality social institution education training upbringing value higher education reform.

Горьков И. А.

Рациональность практической деятельности и философское образование
Аннотация

В рамках социально-философского и культурологического дискурса анализируется ценностно-нормативная специфика феномена рациональности практической деятельности. Определяются функции философского образования в условиях системного кризиса современной цивилизации. Философское образование рассматривается как средство повышения рациональности мышления и практической деятельности.

This article analyses the axiological features of the phenomenon of rationality of acting in the framework of social-philosophical and cultural discourse. The author identifies the functions of philosophical education in the conditions of system crisis of modern civilization. Philosophical education is considered as a means to increase rationality of thinking and acting.

Скачать статью

[text]рациональность философское образование ценности системный цивилизационный кризис. rationality philosophical education values system civilization crisis.

Мазур Ю. Ю.

Сохранение этнокультурной идентичности и проблемы образования: русские в Литве
Аннотация

Рассматриваются проблемы сохранения этнокультурной идентичности в условиях глобализации и размывания культурной отличительности и прежде всего возможной утраты этнокультурной идентичности русскоязычного населения на постсоветском пространстве
Литовской Республики. На материале специализированного исследования анализируется роль образования как одного из важнейших социальных институтов, обеспечивающих формирование, сохранение и воспроизводство этнокультурной идентичности.

This article focuses on the problems of preserving ethnocultural identity in the conditions of globalisation and blurring of cultural distinctions, first of all, the possible loss of ethnocultural identity of Russian-speaking population in the post-Soviet space of the Republic of Lithuania. A specialised survey is used as material for the analysis of the role of education as one of the most important
social institutions ensuring the formation, preservation, and reproduction of cultural identity.

Скачать статью

[text]идентичность самоидентификация образование ментальность «третье поколение». identity self-identification education mentality “third generation”.

Сологубов А. М.

Переселенец как homo scientis: эпистемологический аспект освоения Калининградской области
Аннотация

Реконструирована ситуация тотального незнания, в которой оказались советские переселенцы при освоении чужого для них культурного пространства бывшей Восточной Пруссии. Рассмотрена их деятельность по приобретению знаний о новом месте жительства, ставшая повседневной практикой и жизненной необходимостью.

This article reconstructs the situation of total ignorance that the Soviet settlers faced when reclaiming the alien cultural space of former East Prussia. The author analyzes the settlers’ cognitive activity of cultural assimilation of new territories, which became an everyday routine and vital necessity.

Скачать статью

[text]Восточная Пруссия Калининградская область освоение культурного пространства познание. East Prussia Kaliningrad region cultural assimilation of territories cognition.

Журавлева Е. В.

«Инсолюбилия» Томаса Брадвардина
Аннотация

Рассматривается средневековая логическая теория инсолюбилий Томаса Брадвардина как способ разрешения  парадокса «Лжец» в период логики Средневековья (logica modernorum).

This article examines the medieval logical theory of insolubles by Thomas Bradwardine as a way to solve the liar paradox in the period of Logica Modernorum.

Скачать статью

[text]средневековая логика инсолюбилии Томас Брадвардин парадокс «Лжец». medieval logic insolubles Thomas Bradwardine liar paradox.

Зильбер А. С.

Возможности субъектов политики в контексте кантовского проекта вечного мира
Аннотация

В фокусе находятся трактовки основ политической философии Канта в «экзистенциальном либерализме» Ф. Герхардта  и прикладной части коммуникативной теории Ю. Хабермаса. Прослеживаются сходство и взаимодополнительность в  выделении и определении свойств субъекта политики.

This article focuses on the interpretation of Kant’s political philosophy given by V. Gerhardt within his “existential liberalism” and by J. Habermas in the applied part of his communicative theory. The author addresses similarity and complementarity in the identification of political agent and its properties.

Скачать статью

[text]общественность война свобода легитимация глобализация политик гражданин право. publicity war freedom legitimation globalization politician citizen law.

Загирняк М. Ю.

Значение политических идей Ф.
Лассаля для философско-правовой концепции С. И. Гессена Аннотация

Проанализированы идеи Ф. Лассаля с точки зрения философско-правовой концепции С. И. Гессена. Определено значение концепции Ф. Лассаля в развитии социализма с позиции С. И. Гессена.

The author analyses F. Lassalle’s ideas from the perspective of philosophical and legal concept of Sergey Hessen. The role of F. Lassalle’s concept in the development of socialism as viewed by Sergey Hessen is examined in the article.

Скачать статью

[text]социализм право государство индивид народ история. socialism law state individuality nation history.

Политология и социология

Берендеев М. В.

«Европейская идентичность» сегодня: категория политической практики или дискурса?
Аннотация

Рассматриваются культурные, политические и исторические проблемы развития европейской идентичности в дискурсе Европы. Ставится вопрос, что есть европейская идентичность: дискурс-явление или стоящая на повестке дня реальная практика. Делается вывод, что концепции европейской идентичности оказались в некоторой методологической ловушке, а институциональный дизайн ЕС не вызывает доверия у жителей единой Европы. Актуализируется вопрос, в каком направлении будет развиваться европейская идентичность после кризиса в ЕС.

This paper considers the cultural, political, and historical problems of the development of European identity in the discourse of Europe. The author addresses the question as to whether European identity is a category of political discourse or a real instrument of European integration and comes to a conclusion that the concepts of European identity are stuck in a methodological trap. And the EU institutional design does not inspire confidence among the residents of united Europe. The question as to how European identity will develop after the EU crisis is becoming increasingly topical.

Скачать статью

[text]Европейский союз европейская идентичность дискурс институты ЕС Европарламент гражданство ЕС. European Union European identity discourse EU institutions European Parliament EU citizenship.

Балобаев В. А.

К вопросу о развитии института парламентаризма в Польше
Аннотация

Рассматривается важная проблема изучения развития института парламентаризма в поставторитарных странах на примере Польши. Показано, что, пройдя через несколько этапов конституционных изменений и политических кризисов, вызванных коабитационной ситуацией, польская политическая система смогла достичь стабильного состояния, которое позволяет ей эффективно функционировать.

This article is devoted to the important issue of development of parliamentarianism in post-authoritarian countries through the case of Poland. Having passed several stages of constitutional changes and political crises caused by the situation of political infighting, the Polish political system has reached sustainability, which ensures its effective functioning.

Скачать статью

[text]парламентаризм Польша политическая система вето-игроки. parliamentarianism Poland political system veto-players.

Кривошеев В. В.

Историческое сознание студенческой молодежи: итоги опроса в калининградских вузах
Аннотация

Приводятся результаты социологического опроса студентов гуманитарных специальностей высших учебных заведений Калининграда, направленного на оценку зрелости исторического сознания молодежи. Охарактеризована общая картина знаний по истории родного края, выявлены пробелы.

This article offers data on the results of a survey of students of humanities of Kaliningrad universities. The survey was dedicated to the assessment of maturity of historical consciousness in youth. The author characterises the general picture of knowledge of regional history and identifies the gaps.

Скачать статью

[text]историческое сознание зрелость исторического сознания отношение к прошлому известные люди. historical consciousness; maturity of historical consciousness; relation to the past; famous people.

Белецкая Т. В.

Методологические истоки исследования самоубийства как социального феномена
Аннотация

Осуществлен анализ теоретических предпосылок исследования са-моубийства как социального феномена. Анализируются социальные основания самоубийства в концепциях Э. Дюркгейма, Р. Мертона, А. Шопенгауэра и Э. Фромма. Охарактеризованы методологические принципы исследования самоубийства как социальной практики в социологическом дискурсе.

This article analyses the theoretical framework of studying suicide as a social phenomenon. The author examines the social grounds for suicide in the concepts of E. Durkheim, R. Merton, A. Schopenhauer, and E. Fromm and described the methodological principles of studying suicide as a social practice in the sociological discourse of deviant behavior.

Скачать статью

[text]самоубийство социология девиации отклоняющееся поведение социальная норма. suicide sociology of deviance deviant behavior social norm.

Лисова С. Ю.

Телевизионные новости как форма знания о политике
Аннотация

Рассматриваются особенности новостной политической коммуникации. Исследуются различные журналистские приемы, используемые при подаче новостей. Определяются наиболее эффективные средства распространения политических новостей.

This article focuses on the features of political news communication. The author pays attention to various journalist techniques used in news delivery and identifies the most effective means to disseminate news.

Скачать статью

[text]СМИ политическая информация новостной жанр политические акторы. mass media political information news genre political actors.

История России

Никулин В. Н.

К вопросу о численности русского гарнизона и польско-литовского войска в период Псковского осадного сидения
Аннотация

Рассмотрен являющийся спорным вопрос о численности русского гарнизона и польско-литовского войска при осаде Пскова в период Ливонской войны. Приведены данные, содержащиеся как в русских летописях «Повести о прихожении Стефана Батория на град Псков», так и в сочинениях польских современников. Показаны точки зрения дореволюционных, советских и современных исследователей на проблему численности противоборствовавших сторон. Сделан вывод о том, что войско Стефана Батория превосходило число защитников Пскова как минимум в 2—2,5 раза.

This article addresses the controversial issue of the strength of the Russian garrison and the Polish-Lithuanian army during the Siege of Pskov in the period of the Livonian War. The article offers data provided in the Russian Chronicles on the Siege of Pskov by Stefan Batory and the works of Polish contemporaries. The author describes the perspectives of prerevolutionary, Soviet and contemporary researchers on the strength of the opposing forces. The author comes to a conclusion that Stefan Batory’s army of was at least 2—2,5 times stronger than the Russian forces defending Pskov, including armed citizens.

Скачать статью

[text]Ливонская война осада Пскова Стефан Баторий летописи. Livonian War Siege of Pskov Stefan Batory chronicles.

Белова И. Б.

Судьба беженцев Первой мировой войны из западных губерний Европейской России и Польши в Советской России в 1920 году
Аннотация

Рассматриваются особенности реэвакуации беженцев Первой мировой войны в 1920 г.: стихийное движение голодной беженской массы в начале весны к западной границе, а также на юг, юго-восток и в Сибирь, чему способствовали местные власти с целью разгрузки своих регионов, но безрезультатно противодействовал Центр; плановая реэвакуация с конца лета исключительно в Прибалтийские республики, характеризовавшаяся отсутствием четкой  организации, нарушениями и злоупотреблениями.

This article focuses on the features of the re-evacuation of World War I refugees in 1920, i.e. the spontaneous movement of the hungry mass of refugees to the Western border, the South and South-East, as well as Siberia, in early spring, which was supported by local authorities aspiring to reduce the pressure on their own regions but opposed — to no effect — by the central authorities. The planned evacuation solely to the Baltic Republics at the end of summer of 1920 was accompanied by violations, abuse of power and the absence of proper organization.

Скачать статью

[text]беженцы Первой мировой войны Центральное управление по эвакуации населения плановая реэвакуация Польская Республика Прибалтийские республики стихийное движение беженцев голод безработица. World War I refugees Central Evacuation Board planned reevacuation Polish republic Baltic Republics spontaneous movement of refugees starvation unemployment.

Региональная история

Новиков А. С.

Казнь Генриха Монте и мотив «двойной смерти» у пруссов
Аннотация

Анализируется процедура казни одного из предводителей прусского восстания Генриха Монте по обряду «двойной смерти», который посвящался двум богам — Патолсу и Потримпсу. Данный обряд отражает понимание балтами иного мира и является частным случаем общих для индоевропейских народов представлений о смерти.

This article focuses on the execution of one of the leaders of the Prussian revolt, Herkus Monte, according to the “double death” rite dedicated to two gods — Patollo and Potrimps. This rite is typical for the Baltic perception of the other world and is a special case of the common for Indo-European peoples idea of death.

Скачать статью

[text]обряд «двойной смерти» Генрих Монте Патолс Потримпс балты Тевтонский орден язычество. «double death» rite Henry Monte Patollo Potrimps Balts Teutonic Order paganism.

Тарунов А. М.

Памятники эпохи позднего романтизма в архитектуре Восточной Пруссии
Аннотация

Исследуется архитектура Восточной Пруссии второй трети XIX в., относящаяся к периоду немецкого романтизма. Обосновываются причины появления данного направления в искусстве и анализируется роль, которую сыграли в истории и архитектуре Восточной Пруссии этого времени Фридрих Вильгельм IV и Ф.-А. Штюлер.

This article considers the architecture of the second third of the 19th century in Eastern Prussia, belonging to the period of German Romanticism. The author focuses on the reasons behind the development of this trend and the role of the King of Eastern Prussia, Frederick William IV, and the architect, F. -A. Stüler, in the history and architecture of that period.

Скачать статью

[text]Восточная Пруссия романтизм Фридрих Вильгельм IV Ф.-А. Штюлер кирха Калининградская область история архитектуры. Eastern Prussia Romanticism Friedrich Wilhelm IV F.-A. Stüler church Kaliningrad region history of architecture.

Костяшов Ю. В.

Переселенческие колхозы в 1946—1953 годах: картины сельской жизни
Аннотация

На основе неизвестных ранее архивных документов рассказывается о повседневной жизни и проблемах развития переселенческих колхозов в Калининградской области (1946—1953 гг. ). Цель исследования состоит в том, чтобы дополнить и расширить наши представления о феномене тоталитаризма и произошедших в период позднего сталинизма транс-формациях советского общества, а также выявить специфику региональной истории на этом этапе.

This article focuses on the daily life and problems of the development of new collective farms in the Kaliningrad region (1946—1953) on the basis of earlier unknown archive documents. The study sets out to broaden our perception of the phenomenon of totalitarianism and transformations in the Soviet society in the last years of Stalin’s regime, as well as to identify the specific
features of regional history at this stage.

Скачать статью

[text]Калининградская область колхозы сельское хозяйство история повседневности микроистория 1946—1953 гг. Kaliningrad region collective farms agriculture everyday history microhistory 1946—1953.

Письмо в редакцию

Кретинин Г. В.

К итогам Гумбинненского сражения: еще раз об оценке У. Черчиллем победы русских войск в Восточной Пруссии 20 августа 1914 года
Скачать статью

Рецензии

Дементьев И. О.

Schaller H. W. Geschichte der Slawischen und Baltischen Philologie an der Universität Königsberg
Скачать статью

Научная жизнь

А. С. Зильбер

Международный исследовательский семинар «Кантовский проект “вечного мира” в контексте современной политики»
Скачать статью

И. Н. Тимофеев И. И. Жуковский

Программная деятельность Российского совета по международным делам: балтийский вектор
Скачать статью

Л. А. Ефремов

Региональная конференция «Курорты балтийского побережья: прошлое, настоящее, будущее»
Скачать статью

Илья Дементьев

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Варвара Попова

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Дмитрий Полянский

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.
06.2012) Скачать статью

Валентин Чередников

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Михаил Загирняк

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Ксения Косачева

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Анна Нурматова

Памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26.12.1953 — 07.06.2012)
Скачать статью

Историцистские теории научной рациональности (Стэнфордская философская энциклопедия)

1.

Историцистские концепции рациональности: битва больших систем

1.1 Обзор

Что хорошего в обращении к истории, когда дело доходит до оценки рациональность решений и действий? Поскольку прошлое уже позади, разве история не просто «чушь»? Пара на каждый день фразы говорят об обратном. Обычно считается, что «история» (имеется в виду историография, дисциплинированное изучение того, что было в истории) является развенчивателем мифов. И политики не единственные люди, обеспокоенные «судом над история». Обе эти идеи нашли свое воплощение в новом исторически ориентированная философия науки, которая начала зарождаться в конец 1950-е годы. «Новые историцисты» (как мы можем называйте их) включали Томаса Куна, Н.Р. Хэнсон, Мэри Хессе, Имре Лакатос, Пол Фейерабенд, Стивен Тулмин, Дадли Шапер, Ларри Лаудан, Эрнан Макмаллин и Майкл Руз. Они утверждали, что Доминировавшие тогда позитивистские и попперовские взгляды на науку были сами спят — мифы о том, как делается наука. Что-то новое истористы утверждали, что обнаружили более крупные единицы и до сих пор незамеченное динамический во временном ряду исторических записей — долгосрочный, перспективные исследовательские программы, которые включали развивающийся ряд сопутствующие теоретические моменты. Прежде всего, истористы подчеркивали глубина крупных исторических изменений и вытекающие из них вызовы кумулятивный научный прогресс. Они утверждали, что ничего не было в традиционная «логика науки», которая могла рационализировать такие изменения. Проблема состояла в том, чтобы создать новую динамическую модель наука, которая улавливала бы эти закономерности и рационально мотивировала бы их.

Философы-историки убедительно показали, что исторические свидетельства ставят под сомнение полученные взгляды. Самый философы сегодня принимают этот вердикт истории. Менее успешным был попытка сформулировать адекватную позитивную теорию рациональности, как на уровне первого порядка научно-методологических норм (например, «Отклонить гипотезу, которая делает явно ложной предсказания» или «Используйте двойные слепые экспериментальные методы при работе с когнитивными агентами») и в метаметодологический уровень, где они столкнулись с проблемой того, как рационально выбирать среди конкурирующих теорий научной рациональности, без округлости. Разногласия здесь поставили вопрос о есть ли это общая теория научной рациональности быть найденным или нуждающимся в нем.

(Для доступных критических обзоров «Больших систем» дебаты, см. Suppe 1974, Newton-Smith 1981, McGuire 1992 и Zammito 2004. Нехватка места вынудила опустить важные развития, включая марксистскую диалектическую традицию, например, Новак 1980 г. и недавняя работа о позиции и рациональности, например, ван Фраассен. 2002, Rowbottom & Bueno 2011.)

1.2 Исторический поворот в философии науки

Куна Структура научных революций (1962/1970a) был первоначальным манифестом историцистской философии науки и остается основным ориентиром. Таким образом, его работа обеспечивает наиболее полезную платформу для описания ранних историцистских усилий — и трудности, с которыми они столкнулись. Затем мы кратко рассмотрим другие основные вкладчики. Куна во многом предвосхитили Кант, Гегель, Уильям Уэвелл, Эмиль Мейерсон, Эрнст Кассирер, Александр Койре, Филипп Франк, Гастон Башляр, Людвик Флек, Ганс Райхенбах, Рудольф Карнап, В. В. Куайн, Майкл Поланьи, Гессен, Тулмин и Хэнсон, за которыми сразу же последовал Лакатос, Фейерабенд, Шапер, Лаудан и др. (см. Томас Кун; также Hoyningen-Huene [1989] 1993 и Rheinberger [2007] 2010b).

Знаменитое вступительное предложение Structure звучало так:

.

История, если рассматривать ее как хранилище не только анекдотов или хронологии, могло произвести решающую трансформацию в образе наука, которой мы теперь обладаем. Это изображение ранее было взятые, даже самими учеными, в основном из изучения законченные научные достижения, как они зафиксированы в классике а в последнее время и в учебниках, из которых каждый новый научный поколение учится практиковать свое ремесло. Однако неизбежно цель таких книг является убедительным и педагогическим; концепция науки нарисована от них уже не подходит предприятию, их производившему чем образ национальной культуры, взятый из туристического буклета или языковой текст. В этом эссе делается попытка показать, что мы были введены в заблуждение их фундаментальными способами. Его цель — набросок совсем другого концепция науки, которая может возникнуть из исторических записей сама исследовательская деятельность.

Кун смоделировал историю науки как последовательность догматических периоды «нормальной науки» под «парадигма», разделенная словом «революционный» переход к следующей парадигме. По мнению Куна, такой отрыв от прошлое омолаживает поле, которое застоялось под тяжестью аномалии, для решения которых у него больше не было ресурсов. А новая парадигма вносит изменения на всех уровнях, от устоявшихся базы данных и инструментарий к концептуальной основе, целям, стандарты, институциональная организация и исследовательская культура — так настолько, что некоторые старые практикующие с трудом могут распознать новые парадигма как их область. Это отключение производит «несоизмеримость» при смене парадигмы, начиная от отсутствие связи с проблемами рационального выбора между ними, поскольку не существует фиксированной меры успеха. В его наиболее радикальном, Кун моделировал революционные решения политической революцией в уровне сообщества и о религиозном обращении на индивидуальном уровне, добавив, что ученые по разные стороны спорят о парадигме «жить в разных мирах» ([1962] 1970а: гл. 10). Под критическое давление, впоследствии он смягчил свою позицию. На самом деле он стремился уточнить понятие несоизмеримости до конца жизни (Санки 1997). Кун иллюстрирует иронию в том, что, хотя истористы использовала глубокие изменения как оружие для борьбы с традиционалистами. серьезные проблемы и для самих историцистов.

Книга Куна была его попыткой ответить на вопрос, поставленный выше цитата. Этот вопрос тут же породил другой: как можно обращение к истории для достижения этих преобразующих изменений? Особенно, как можно описательные утверждения о прошлом (или настоящем) науки, если уж на то пошло) влияют на наши нормативных суждений о рациональных убеждениях и поведении? Как история может сообщить методологии науки? Это вариант так называемого проблема «должно быть». Может ли действительно быть «суд» истории?

В течение следующих десяти или двух лет большинство философов науки пришли к согласен с тем, что между наукой как исторически практиковались и нормативные модели, полученные философами. Поэтому истористы представили философскому сообществу важная дилемма: либо отвергнуть большую часть современной науки как иррациональную или признать, что наука в целом рациональна, и использовать исторической информации, чтобы пересмотреть наши глубоко укоренившиеся логические и вероятностная концепция рациональности. Некоторые позитивисты и попперианцы попытался усовершенствовать первый вариант, утверждая, что история науки приблизиться к традиционному взгляду на рациональность достаточно близко, если мы относились к своим дезинфицированным абстрактным моделям науки как к регулирующим идеалы. Кун и другие истористы защищали второй вариант, взяв на себя рациональность науки должна быть практически аксиомой. Писал Кун,

Я ни на мгновение не верю, что наука по своей сути иррациональное предприятие…. Я воспринимаю это утверждение не как вопрос по факту, а по принципу. Научное поведение, взятое как целом, является лучшим примером рациональности, который у нас есть. (1971: 143f; цитируется по Hoyningen-Huhne [1989] 1993: 251f. )

В чем заключалась пересмотренная Куном концепция рациональности и как она на основе истории (в той степени, в которой она была)? Пока он не предоставил эксплицитная, общая теория рациональности, вызов Куна здесь было больше, чем многие оценивают. Позитивисты и попперианцы практически изобрел современную, академическую философию науки. Для них, научная рациональность полностью сводилась к созданию правильной теории решения о принятии в контексте обоснования, когда гипотезы и тестовые данные уже в таблице, данные теоретически нейтральны, а цели и стандарты логически независимы от теории. К Куна эта картина науки была больше похожа на фотонегатив в что свет и тьма меняются местами. Давайте посчитаем пути.

(1) Хотя его работа углубила проблему недоопределения настаивая на том, что логики плюс данные недостаточно для определения теории выбора, Кун уменьшил масштабы проблемы обоснования научные утверждения, отвергая традиционный реализм и корреспондентская теория истины. Ученые больше не должны оправдывать теоретическое утверждение верно. Вместо этого он принял кантианскую критическую положения о том, что ни одно предприятие, в том числе и научное, не имеет возможности установить окончательную, метафизическую истину о мире. Вместо, наука в значительной степени занимается решением проблем, и ученые в состоянии оценить качество предложенной проблемы решения по сравнению с предыдущими попытками. «[T] он единица научное достижение есть решенная проблема» ([1962] 1970a: 169). Что отличает науку от ненауки и лженауки? постоянная поддержка (в течение исторического времени) решения головоломок традиция, а не применение несуществующей «научной метод», чтобы определить, являются ли утверждения истинными или ложными или в какой-то степени вероятно. С исчезновением обоснованных утверждений об истине появились новые отчеты о научных открытиях, знаниях, объяснениях и прогрессе тоже понадобится.

(2) Вопреки большинству эмпирических взглядов, данные не теоретически нейтральны, следовательно, не являются кумулятивными от одного периода науки к еще один.

(3) Более того, Кун расширил утверждение о том, что наблюдение теоретически нагружено сказать, что все основных аспектов науки отягощены другие. Существенные данные и теоретические утверждения, методологические стандарты, цели и даже социальные институты науки — все это связаны взаимной зависимостью. (Полученный вид удерживал их отдельные и независимые, чтобы избежать взаимного загрязнения якобы приводящие к циркулярности; см. Шеффлер 1967.) Вот это внутренняя обратная связь, которая представляет интересную нелинейную динамику в модель Куна, так как обратная связь производит связанные термины взаимодействия (Kuhn 1977: 336; Nickles 2013b; De Langhe 2014б).

(4) Эта тесная согласованность подразумевает, что нормальная наука консервативна. и закрытым, в отличие от науки Поппера как «открытого общества» (Поппер, 1945). Вопреки традиции, сказал Кун, научная рациональность не состоит в выдвижении гипотез и подвергая их серьезному испытанию. Бросить вызов основополагающим принципам научное поле, как отстаивали Поппер и позитивисты, разрушить его, ибо все теории и концептуальные рамки сталкиваются потенциально фальсифицирующие аномалии во все времена (Кун [1962] 1970а и 1970б; Лакатос 1970 согласился). Попперовский «критический рационализм», ключ к концепции Просвещения Поппера. политической демократии, а также научного прогресса, на самом деле иррациональный ; ибо такая критика подорвала бы причина существования исследователей.

(5) Кун утверждал, что Поппер и другие упустили из виду существование ключевые структуры в истории науки — долгосрочные подходы, которые он называл парадигмами и, следовательно, как нормальные, так и революционная наука. В игре есть разные исторические масштабы: отдельные теории, парадигмы и еще более долгосрочная перспектива последовательности парадигм. Итак, Кун принял двухъярусный или концепция двойного процесса науки , в которой, во-первых, конститутивную основу (парадигму), не подлежащую пересмотру во время периоды нормальной науки и, во-вторых, переход от одной основы к еще один. Поскольку эти рамки исторически условны и в конечном итоге вытеснены другими. Двухпроцессный счет Куна резко противоречило теории одного процесса Поппера (1963) и многим другие. По иронии судьбы, учитывая, что Кун также нападал на позитивистов позиций, а учитывая его большую симпатию к Попперу, двухпроцессный был ближе «позитивистам» Рейхенбаху и Карнапу, чем Попперу (см. Reisch 1991; Карнап 1950; Де Ланге 2014а,б; Никлс 2013а).

(6) Таким образом, существуют два различных понимания научной рациональности. требуется, а не один: один, чтобы покрыть относительно плавное изменение внутри нормальная наука в рамках одной парадигмы, а другая — для обработки радикальных смена парадигмы. Отсюда сразу следует, что существует два основных типы научных изменений, отсюда две проблемы научных изменений и/или две проблемы прогресса, которые необходимо решить, следовательно, два счета научная рациональность необходима для их решения. Что было у Куна конструктивные претензии?

(7) Мы не должны искать ни единого, нейтрального метода всей науки на одном уровне. все время ни счет, основанный на явных методологических правилах. Самый нормальные научные решения основаны на опытных суждениях, а не на правилах (Кун [1962] 1970а: гл. 5, 10). Появление правил в научной практика есть признак кризиса, срыва. Вопреки традиции, ни рациональность внутри парадигмы, ни рациональный выбор между парадигмы — это вопрос соблюдения правил. Это не приложение формальный, логический или вероятностный алгоритм. В обоих случаях это вопрос квалифицированного суждения (разного рода).

(8) Неформальное научное суждение сильно зависит от риторики и суждения об эвристической плодотворности в контексте открытия — очень элементы, которые были прямо исключены из контекста рациональное оправдание господствующей традицией. Для Куна нормально решение проблем заключается в моделировании новых решений головоломок на установленные прецеденты, образцы, где моделирование имеет решающее значение включает в себя суждения о сходстве, аналогии или метафоре. (Тогда как Методология Поппера — это теория обучения, в которой мы учимся только на наших ошибках, у Куна мы учимся также (главным образом) на наших успехи — образцы, которые со временем укрепляют наши знаний в рамках нормальной науки. ) При изменении парадигмы риторический тропы, используемые в убеждении, обычно более абстрактны и неуловимы, чем в нормальной науке. Куновская трактовка рационального принятия изменение парадигмы должно было оставаться тонким из-за несоизмеримости. Здесь проблема обоснования была тем более сложной, что новые парадигмы обычно теряют часть успехов своих предшественников (так называемая «потеря Куна» решений проблем, но также и данных, теория, цели и стандарты).

(9) Новый конструктивный ход Куна в отношении рациональность смены парадигмы заключалась в том, чтобы внести перспективное измерение эвристических суждений о фертильности. С точки зрения ключевого, творческие ученые, старая парадигма исчерпала свой ресурс, тогда как радикально новые идеи и практики могут не только разрешить некоторые старые аномалии (ретроспективное подтверждение), но, что не менее важно, может заново изобретать и тем самым сохранять поле, открывая новые границы впереди много интересных новых работ. Для них поле теперь было будущее. Несомненно, эвристическое руководство также было характерной чертой нормального науки, но там она была встроена неявно.

В общем, Кун перевернул традиционные представления о научном обосновании, на различии контекста открытия-обоснования, на их глава. По иронии судьбы, как только мы примем точку зрения ученых-исследователей, зрения, более интересные формы научного познания, в том числе обоснование, происходят в контексте открытия. Все это по Куну.

Критики возражали, что, хотя историцистские выскочки добились некоторого разрушающие критические точки, их положительные оценки научных рациональность были слаборазвиты, расплывчаты и неубедительны. политический революция и религиозное обращение как модели рациональный поведение?! Кларк Глимур (1980: 7, 96ff) назвал новый подход «новая нечеткость». Может ли интуитивное суждение действительно заменить стандартную теорию подтверждения? И что может быть аналогом отношение свидетельства к теории на метаметодологическом уровне, где теперь «теория» была набором методологических правил или теорией самой рациональности? (Историки ответили, что это не их вина если принятие решений в реальной жизни — это грязное дело, которое часто опережает доступные формальные правила. ) Shapere (1984: гл. 3–5) был тяжелым ранний критик Куна, и Лакатос (1970: 178) сообщил, что Кун заменили рациональность «правлением толпы». Поскольку Шейпер и Лакато были историцистами, мы видим, что историцисты могли не согласиться резко между собой. Фейерабенд предоставит самые яркие пример.

Проницательное отношение Куна к науке с точки зрения с точки зрения ученых, представила микроуровневую концепцию рациональное принятие решений. Но был ли у него метаметодологический счет как выбрать среди конкурирующих теорий научной рациональности? Опять же, не четкий и исчерпывающий отчет, а только некоторые конструктивные предложения. Как и все истористы, он говорил, что теория рациональности должна соответствовать истории науки и традиционные счета не прошли этот исторический тест. Адекватная теория должна также быть прогрессивным и избегать эпистемологического релятивизма. Кун (и многие другие) просто встроены в эти нормы с самого начала. Такой ход хорошо работает среди большинства сторонников историзма, но не очень хорошо для критиков, кто думает, что эти предпосылки просто умоляют о нормативности истории вопрос. Учитывая несоизмеримость, не рациональность, прогрессивность, и отрицание релятивизма ключевые пункты, которые должны быть аргументировал? В других отрывках Кун приводил доводы в их пользу, но лишь немногие критики были убеждены.

С положительной стороны, Кун сделал заявление об эпистемологической экономии.

[В] своем нормальном состоянии… научное сообщество чрезвычайно эффективный инструмент для решения проблем или головоломок, которые его определяют парадигмы. ([1962] 1970a: 166; ср. Wray 2011: ch. 7)

Понятно, что Кун считал науку более эффективным для него самого, чем для Поппера, потому что двойной процесс позволяет крайняя специализация (Wray 2011; De Langhe 2014c). Верно, традиционные отчеты не соответствуют демаркации Куна критерий — что подлинная наука поддерживает решение головоломок традиция. Учитывая убеждение Куна в том, что наука прогрессивна с точки зрения успеха решения проблем, предиктивной точности, простоты (переработка и оптимизация эффективности решения проблем в течение время) и так далее, из этого якобы следует, что его рассказ делает науку как рациональные, так и нерелятивистские. Критики не согласились.

Также, кажется, существует своего рода трансцендентальная стратегия аргументации. за подходом Куна, как ответ на квазикантианскую вопрос: Учитывая, что наука, как исторически практиковалось, равно во многом рациональны и прогрессивны, но не стандартным образом, как его рациональность и возможный прогресс? Предположительно, изучение исторические модели укажут путь.

Кун часто описывал свой взгляд на два процесса как «Кант с подвижным категории». Соответственно, есть и диалектика, квазигегелевское прочтение: из множества микрорешений сообщество ученых в данной области с течением времени, с большим количеством совпадений и начинается, возникает прогрессивное предприятие, хотя и не такое, которое телеологически сходящийся к метафизической истине о вселенной или на любом другом «конце». Однако с этой точки зрения мы имеем отказался от идеи, что индивидуальные научные решения обычно движимый явной заботой о рациональности. В нескольких областях г. философии ведутся жаркие споры о том, эмерджентные явления имеют подлинную причинную силу и, следовательно, подлинную объяснительную силу. сила. В этой степени остается неясным, какую роль играет желание рациональные пьесы, в отличие от более приземленных мотивов. Эта проблема возникает и у других историцистов, как заметит Дэвид Халл. (Видеть записи на ментальная причинность и дальше интерналистские и экстерналистские концепции эпистемологического обоснования.)

Говоря о рациональности как социально возникающем, мы можем забежать вперед и отметить, что феминистская философы науки, такие как Хелен Лонгино и Мириам Соломон, защищал научную рациональность как социально возникающую норму (Лонгино 1990, 2001; Соломон 2001). Тем самым они решают вопрос о том, как натуралистический, тем не менее, научно-практический подход к научному знанию может имеют нормативное значение. Однако они не стесняются делать предложения политики для изменение (улучшение) научных практики и поддерживающие их институты. На их счету некоторые другие факторы, такие как политические/идеологические, а также социальные возникают и могут иметь нисходящую причинно-следственную эффективность для отдельных практиков, но не отрицая свободу действий и автономию тех, лица. Здесь знакомые вопросы «методологического индивидуализм». (Смотрите записи на феминистская эпистемология и философия науки, феминистские взгляды на науку, феминистская социальная эпистемология, а также феминистская политическая философия.)

Решительные нападки на Куна как на радикального субъективиста и иррационалист, который подрывал не только философию, но и западную интеллектуальные традиции сейчас выглядят преувеличенными, но справедливо будет сказать, что пять больших проблемных комплексов нормативности, несоизмеримости (включая изменение смысла), релятивизм, социальное знание и глубокое, но рациональные прогрессивные изменения чрезвычайно сложны и остаются открытыми для дебаты сегодня. Для многих философов науки релятивизм является большим пугало, которое нужно победить любой ценой. Для них любой взгляд, который ведет даже к умеренному релятивизму, тем самым сводится к абсурду. Философы-истористы настаивали на относительности исторического контексте, но, за немногими исключениями, сделали резкое различие между относительность и откровенный релятивизм . Немного критики не нашли это различие убедительным (см. релятивизм, Кинди и Арабацис, 2012 г. и Ричардс и Дастон, 2016 г.).

1.3 Методология научно-исследовательских программ

Критика и рост знаний (1970), под редакцией Лакатоса и Алана Масгрейва, был вторым крупным вкладом в дебаты об историзме. Этот сборник статей, созданный Лондонская конференция 1965 года во многом была реакцией на Кун; но это особенно важно для собственного вклад в книгу «Фальсификация и методология программ научных исследований» (MSRP), попытка приспособить попперовскую точку зрения к некоторым куновским идей и тем самым расходиться с попперовской ортодоксальностью. Лакатос имел долгое время выступал за исторический подход к философии математики и наука (см. его 1976). Одной из его главных забот была защита рациональная преемственность и прогрессивность современной науки от задача радикальных перемен. Другой заключался в том, чтобы парировать обвинения в исторический релятивизм.

Подобно парадигмам Куна и исследовательским традициям Лаудана (см. ниже), единицей рациональной оценки для Лакатоса не является единственная теория в определенный момент времени; вместо этого это серия теорий которые представляют собой рационально связанные моменты в развитии идентифицируемая исследовательская программа. В MSRP эти теории разделяют отрицательная эвристика , содержащая нерушимые принципы и положительная эвристика , которая обеспечивает «защитную пояс» вокруг негативной эвристики и направляет будущие исследования. Перспективный эвристический элемент был, как и Куна, важным черта, отсутствующая в традиционных представлениях о науке. В MSRP, исследовательские программы оцениваются с точки зрения их прогрессивности за историческое время, т. е. тот, который быстрее всего приумножает знания. Мера роста знаний, предложенная Лакатосом, — это новое предсказание. преимущество в том, какая программа дает больше новых теоретических предсказаний и более подтвержденных новых предсказания, чем его конкуренты. Это историцистская позиция, поскольку определение того, является ли что-то новым предсказанием, требует подробного знание исторического контекста открытия, в котором была создана предсказательная теория (Lakatos & Zahar 1976). К сожалению, однако, фальсификационизм Лакатоса стал настолько изощренный, что он не мог установить правило, когда это было рационально отказаться от вырождающейся исследовательской программы, которая опережала более прогрессивным; для ученых, сказал он, может на законных основаниях делать рискованный выбор. Во всяком случае, вопреки Куну, два или более исследовательские программы могут существовать параллельно. лакатосовская рациональность делает не диктовать, чтобы все исследователи присоединялись к одной и той же программе.

Какова связь между теорией научной рациональности и общая методология науки? Как попперианцы, от которых он расходились, Лакатос считал, что методологии являются теориями научная рациональность (Curtis 1986). Точно так же метаметодология (задачей которого является определение того, какая методология превосходит другие) идентична метатеории научной рациональности. Лакатоса метатеория резюмирует MSRP на метауровне. По словам Лакатоса, его мета-MSRP показывает, что MSRP побеждает конкурирующие методологии, потому что она наилучшим образом соответствует истории науки в том смысле, что она делает историю науки максимально рациональной. То есть, рекомендованная производителем розничная цена. имеет рациональный смысл как интуитивно рациональных эпизодов, так и некоторые из них, которые его конкуренты должны исключить из-за внешних причин отклонения от рационального идеала. Действительно, это предсказывает , что некоторые контринтуитивные случаи будут рассматриваться как рациональные при рассмотрении близко.

Лакатоша «История науки и ее рациональная Реконструкции» (1971: 91) открывается многообещающим парафразом Кант (ранее использовался Хэнсоном (1962: 575, 580) и Гербертом Фейглом). (1970: 4): «Философия науки без истории науки пустой; история науки без философии науки слепой». Однако использование им рациональных реконструкций подтверждающие исторические эпизоды — наука, как она якобы могла было сделано или должно было быть сделано — сделано фактическое науки выглядят более внутренне правильными (согласно MSRP), чем были. Историки и философские критики резко ответили, что это не так. подлинная история и, следовательно, нечестный тест (см. издание «Арабацис»).

Лакатос и его последователи (например, Worrall 1988, 1989) рассматривали MSRP как фиксированная и окончательная методология, в отличие от куновской, Изменение Тулмина и (в конечном итоге) Лаудана. методологии. Идея о том, что вся предыдущая история науки была работая над этой окончательной методологией, которую Лакатос первым предложил божественный — так сказать, конец истории методологии — был одна из широко гегельянских тем в творчестве Лакатоса. Другая заключалась в том, что не существует мгновенной рациональности, предложенной формальным подходы стандартной теории подтверждения. Пишет Дэниел Литтл (в запись на философия истории) «Гегель находит причину в истории; но это скрытая причина, и который может быть понят только тогда, когда полнота истории работа окончена…». Сова Минервы вылетает на сумерки. Для Лакатоса рациональные суждения могут быть сделаны только ретроспективно. Например, нельзя судить об эксперименте как о важном в тот момент, когда он происходит, только в исторической ретроспективе (1970: 154 и далее). Оценки сделано задним числом. (Смотри запись на Лакатос.)

1.4 Методологический анархизм

В своей ранней работе Фейерабенд (1962) обращался к историческим случаям для отвергнуть теорию объяснения Гемпеля и теорию Нагеля. параллельный учет интертеоретической редукции (традиционно механизмы кумулятивного прогресса), на том основании, что в действительности историческая практика, означающая, что происходит переход от одной основной теории к другой преемник. Таким образом, выводимость терпит неудачу. Это также более очевидно терпит неудачу, потому что две теории обычно несовместимы друг с другом. Соответственно, один не может рассуждать традиционным логическим аргументом от одного к другому. Фейерабенд ввел свою концепцию несоизмеримости в эта работа. Предвосхищая свой более поздний широкий плюрализм, ранний Фейерабенд также расширил линию Поппера по тестированию до полномасштабного пролиферативной методологии. Конкурирующие теории следует множить и проверены друг против друга, потому что больше эмпирического содержания тем самым выявляется, чем при проверке изолированных теорий. В его более поздняя работа, Фейерабенд (1975, 1987, 1989) резко отошли от позиции школы Поппера. Он решительно отверг идею научный метод, который ставит науку выше других культурных предприятия. Согласно его «методологическому анархизму», любое так называемое методологическое правило, включая логическую непротиворечивость, могут быть плодотворно нарушены в некоторых контекстах. Тем не менее, его известный лозунг «Всё возможно» был широко прочитан как более радикальным, чем он намеревался, учитывая его игривые взаимодействия с его друг Лакатос.

Позже этот Фейерабенд заявил, что его основная цель была гуманитарной, не эпистемологический, поэтому его целью не было защищать рациональность науки. Его нападки на догматический, сциентистский консерватизм, внутри и вне научных сообществ, имеет методологическое значение, хотя и отрицательный импорт. Фейерабенд одним из первых обратил внимание на сильная историческая случайность научной работы, в контексте оправдание, а также открытие, и он защищал эту случайность также на методологическом уровне. Таким образом, нет фиксированного рациональность науки. Например, Галилей (он утверждал в исторической детали) представил новый вид методологии, новый вид рациональность, отчасти с помощью риторического обмана, отчасти с арестом приложения математики к основным механическим явлениям. Случилось так, что новое видение Галилея победило, но в этом нет смысла называя его либо рациональным, либо иррациональным в любом абсолютном смысле.

Философы, отступающие от конкретных деталей к своим абстрактным формализмов, заставляют науку выглядеть гораздо более рациональной, чем она есть на самом деле, подчеркивал Фейерабенд. « [H]история, а не аргумент, подорвала боги », а также подорвали аристотелевскую науку и несколько более поздние научные ортодоксии (1989: 397, курсив его). Фейерабенд отверг «тезис отделимости», согласно которому весьма случайные исторические процессы могут поставлять научные продукты которые являются истинными и не зависящими от обстоятельств, продукты, которые достигли побега скорость из истории как бы (моё выражение). Однако, хотя не так ярко выражены, как у Лакатоша, остаются следы историцистского консеквенциализм с точки зрения Фейерабенда, как, например, когда он писал, что «О научных достижениях можно судить только после событие» ([1975] 1993: 2). Нет никакой «теории» научная рациональность у Фейерабенда, только историцистская антитеория, как было; но он был не совсем таким иррационалистом, как считали критики. ему быть. (Смотри запись на Фейерабенд. Недавнюю работу по исторической непредвиденной ситуации см. в Stanford 2006 и Солер и др. 2015.)

Фейерабенд принял релятивизм, подразумеваемый положениями только что описано. В поздней работе «Наука как искусство », написанной под влиянием выдающийся венский искусствовед Алоис Ригль говорил о различных, самостоятельные научные стили в разные периоды, которые значительно как различные стили в искусстве (Гинзбург 1998). Такой вид хорошо подходит с его когда-то утверждением, что нет никакого научного прогресса, просто последовательность или множественность стилей. Здесь есть обморок связь с ранними взглядами Куна, хотя двое мужчин как сообщается, не взаимодействовали так сильно, как можно было бы ожидать, в то время как оба были в Беркли.

1.5 Прагматичный подход к решению проблем

Лаудан открыл Progress and its Problems (1977) с заявлением что предоставление адекватной модели рациональности является первичным дело философа науки, но это не сохранилось методологии соответствуют реальной науке. В этой книге его идея о хорошей посадке соответствовал подборке интуитивно сильных исторических примеров что любая адекватная теория должна объяснить. (Лаудан 1984 и 1996: гл. 7, позднее отказался от интуиционистских элементов, придававших нормативной силе этой модели.) Его ответом на вопрос о рациональности было предложить основательный, явно прагматичный подход к решению проблем науки. Решение проблем было важным элементом в предыдущих отчеты, особенно Куна и Поппера, но Лаудан перевернул обычное представление о научном прогрессе как временная последовательность вневременных рациональных решений. Вместо определяя прогресс с точки зрения рациональности, мы должны определить рациональность с точки зрения прогресса. Мы не можем измерять прогресс с точки зрения приближения к непознаваемой, конечной, метафизической истине, но мы иметь надежные маркеры прогресса с точки зрения количества и относительного важность как эмпирических, так и концептуальных проблем, решаемых многолетние «исследовательские традиции». Как у Лакатоса исследовательские программы были компромиссом между Поппером и Куном, мы можем читать «исследовательские традиции» Лаудана как включающие элементы своих главных историцистских предшественников, уходя резко от других принципов их работы.

Многие аналитики играли с возможными отношениями между предполагаемая рациональность и предполагаемая прогрессивность наук. Центральный вопрос для них аналогичен вопросу у Роджерса и Золушка Хаммерштейна : Является ли наука прогрессивной потому что это рационально, или это рационально, потому что это прогрессивный? (Kuhn [1962] 1970a: 162, задавался вопросом: создает ли поле прогресс, потому что это наука, или это наука, потому что она делает прогресс?») Основной вопрос состоит в том, является ли рациональность основное и фундаментальное, а не производное от чего-то другого. Те как Лаудан, которые делают это производным, нужно отстаивать свою позицию против возражения, что они совершают верификационное ошибка смешения самой рациональности (ее конститутивной природы) с критерии применения термина «рациональный». Находятся Мгновенный успех или долгосрочный прогресс конститутивный из рациональность или просто ее косвенные признаки (или ни то, ни другое)?

Как бы то ни было, поскольку прогресс есть историческое (нагруженное историей) концепции, такова же и рациональность в концепции Лаудана, как это было на Лакатоса. Темпоральность его рассказа привела Лаудана к ввести важное различие между принятием теория и преследование , которые объяснили бы, насколько рационально возможны переходы к новой исследовательской традиции. Ученые следует принять теорию о том, что pro tem , имеет наибольшую общего успеха в решении проблем, но следовать традиции, которая сейчас пользуется более высокой скоростью успеха. Сегодня почти все принимает такое различие, хотя и не обязательно Критерии успеха Лаудана.

Подобно Structure и MSRP, модель науки Лаудана вызвало много дискуссий, как конструктивных, так и критических. Он столкнулся с обычные трудности, связанные с тем, как мы должны считать и взвешивать важность проблемы, чтобы иметь жизнеспособную схему бухгалтерского учета. Историки могут ответьте, что это не их вина, если это грязная задача, так как это просто историческая реальность, реальность, которая, во всяком случае, благоприятствует опытным суждение по аккуратным алгоритмам принятия решений.

Лаудан (1984) согласился с Куном в том, что цели, стандарты и методы науки меняются исторически так же, как теоретические и наблюдательные утверждения, но его «ретикуляционистская модель» отвергли как исторически неверное утверждение Куна о том, что иногда все они измениться вместе, чтобы составить (куновскую) революцию. Резкое изменение в одном место не должно серьезно нарушать неподвижность в другом месте и редко или никогда не нарушает. Следовательно, несоизмеримость является псевдопроблемой. Более того, Лаудан утверждал, что его ретикуляционистская модель преодолевает иерархическую проблему, которая привела мыслителей, таких как Пуанкаре и Поппер, чтобы сделать цели наука произвольная (вершина иерархии и, следовательно, неоправданная оправдание того, что будет ниже), например, простые условности. У этих авторов нет способ рационально оценивать сами цели, оставляя их позиции застрявшими с учетом чисто инструментальной причины: эффективность по отношению к заданная, произвольная цель. Напротив, в модели Лаудана элементы взаимно ограничивают, взаиморегулируют, идея видное место в атаке Дьюи на иерархию в его 1939. Никто не берет абсолютный приоритет над другими. Таким образом, некоторые цели иррациональны. потому что нынешние и обозримые знания и методы не имеют возможности достичь их или измерить прогресс в их достижении. (Лаудан тем самым отвергал твердые реалистические цели как иррациональные.) или методологическая экспертиза может сделать рациональным принятие новых стандарты, а также новые цели.

Дебаты между Лауданом и Уорроллом по поводу стоимости фиксированной методология науки прекрасно иллюстрирует настойчивость древняя проблема перемен (Лаудан 1989; Уорролл, 1989). Как это можно объяснить или даже измерить изменение, кроме как с точки зрения базовая неподвижность? Не допускает изменений во всех трех Уровни Лаудана — вопросы научных фактов и теории, метод и стандарты, и цели — оставляют нас с разрушительным релятивизм? Уорролл защищает фиксированность рекомендованной производителем розничной цены Лакатоша, но согласен с тем, что нельзя установить априори . Лаудана сетчатая модель сохраняет более фрагментарную и исторически условную фиксированность, как описано выше.

При всем при этом угроза релятивизма остается, ибо как можно хороший, не вигский историцист, имеет трансисторическую меру прогресс? Ответ Лаудана состоял в том, что мы можем легко измерить научного прогресса по нашим меркам, вне зависимости от того, какие цели историков-исследователей. Это звучит правильно о том, что мы делать. Но если причины, по которым историки в окопах принимал решения, которые на самом деле не имеют значения для нас (или для кого-либо данного поколения), ретроспективно, то как рациональность обеспечивает методологическое руководство или причинное объяснение, почему ученые-историки приняли решения, которые они сделали? Их индивидуальная рациональность может показаться стать неактуальным. И почему же тогда рациональность является центральным проблема философии науки?

Резко отходя от традиционных, ненатуралистических трактовок норм, Лаудан прямо решил проблему «должно быть», выдвинув важный и влиятельный, прагматичный «нормативный натурализм», согласно которому приемлемыми нормами являются наилучшие подкрепляется успешной исторической практикой, где, опять же, успех, как мы судим о нем сегодня. С этой точки зрения нормы имеют эмпирическое содержание. Они отвеяны из истории успешной практики, опять же в широком смысле идея Дьюи (например, Dewey 1929). В Технологическом институте Вирджинии Лаудан и его коллеги инициировали программу проверки индивидуальных норм. присутствует в различных философских моделях науки против истории науки (Лаудан 1977: 7; Донован и др. 1988). Как и каждый майор философское предложение, это подверглось критике, в этом случае, например, для выделения отдельных методологических правил из их исторические контексты и вернуться к традиционному, позитивистскому, гипотетико-дедуктивная модель тестирования. Короче, критики жаловались что метатеория рациональности Лаудана не соответствовала его Теория рациональности первого порядка, прогресс в решении проблем. А также профессиональные историки не приветствовали это приглашение сотрудничества, так как проект предполагал разделение труда, которое рассматривал философов как теоретиков, предлагающих правила для проверки, в то время как историки были низведены до жадных до фактов служанок, делающих тестирование. Справедливости ради, как философ-историк, сам Лаудан проделал большую историческую работу.

С другой стороны, попытка Лаудана (1981) «опровергнуть» научный реализм на основе исторических примеры крупных научных изменений вызвали много дискуссий, поскольку статус реализма стал центральным вопросом в философии наука. Действительно, статья Лаудана помогла сделать это так.

1.6 Эволюционные модели научного развития

Тулмин (1972) создал эволюционную модель научного развитие с точки зрения совокупности понятий, градуалистский счет научных изменений, которые он считал более исторически точными и философски оправдано, чем дискретная модель Куна. «Концепции» Тулмина исторически пластичны, но они характеризуется историчностью. Он цитирует Кьеркегора: «Понятия, как личности, имеют свою историю и точно так же не способны противостоять разрушительному действию времени, как и люди» (1972: фронтиспис). Тулмин считал, что биологические, социальные и концептуальные эволюция, включая научное развитие, являются примерами такая же обобщенная схема вариации-выбора-передачи, хотя и с совершенно разные конкретные реализации. Для Тулмина, дисциплины (специальности) аналогичны биологическим видам. Он рекламировал свою модель натуралистическим, даже экологическим, но не исключающим рациональность. Рациональность вступает прежде всего на уровень выбора, определение того, какие семейства понятий (в том числе методологические) выбрать и воспроизвести. Рациональность не в чем «логичность», т. е. следование заданному логическому или Каркас Куна сквозь огонь и воду. Скорее, это вопрос адекватно адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. Как ньютоновский сила, рациональность связана с изменением, а не с поддержанием того же государство. Таким образом, куновская революция не нужна, чтобы вырваться из старые концептуальные рамки.

Что касается дескриптивно-нормативной проблемы, мыслители от Куна до Роберта Brandom (например, 2002: 13, 230ff) апеллировали к общему праву. традиция как поучительная аналогия, и Тулмин не был исключением. Опубликованные судебные дела представляют собой юридические прецеденты, которые впоследствии аргументация может привести для поддержки. Со временем нормативные традиции появляться. Явные правила могут быть сформулированы путем размышления об истории прецедентов, но практика обычно остается неявной. Eсть дуновение Гегеля, ретроспективная реконструкция в этой идее извлечение норм из шаблонных исторических практик, которые их воплощают неявно и условно. Основная проблема с Тулминым мнение, говорили критики, состоит в том, что оно настолько расплывчато и абстрактно, что мало что говорит нам о том, как работает наука. Казалось бы, относится к просто обо всем.

Дональд Кэмпбелл (1960, 1974) ранее защищал обобщенную вариация плюс схема выборочного удержания, которую он проследил до Уильям Джеймс. Поппер рассматривал свой собственный эволюционный взгляд на научное развитие аналогично Кэмпбеллу (1974). То же для Дэвида Халла (1988) с его более подробной эволюционной моделью. Однако Халл отверг эволюционную эпистемологию как таковую, и отрицал, что вообще занимался эпистемологией. (эволюционный эпистемологии сталкиваются с проблемой, почему мы должны ожидать случайного селекционистский процесс, способствующий истине: см. эволюционная эпистемология. Предполагая, что это также может соблазнить человека впасть в виггизм отношение к прошлому в духе социал-дарвинизма.) Халл отверг Аналогия Тулмина с биологическими видами, основанная только на черты сходства, а не на историко-причинной преемственности подлинные биологические виды. Книга Халла отразила его собственную глубокую участие в полемике между кладистами, эволюционистами систематики и фенетики над биологической классификацией. (Он занимал пост президента Общества систематической биологии и Ассоциация философии науки.) Халл обобщил свою важные биологические концепции репликатора (гена) и интерактора (организм) ученым и сообществам. Его центральная единица и для анализ был демой, или исследовательской группой, в своем соревновании с другие.

Халл (1988) утверждал, что успех науки можно объяснить механизм невидимой руки, а не с точки зрения рационального принятие решения. Он не отрицал, что большинство ученых считают себя как рациональных искателей истины, но на его счет первичным мотивация – это стремление к профессиональному признанию и кредиту через положительное цитирование другими и недопущение нарушений институционализированные стандарты. Термин «рациональность» даже не фигурирует в указателе книги. Тем не менее, институциональная структура стимулов науки работает на производство в целом надежные результаты и научный прогресс, так что, чтобы философы с рациональным мышлением, наука выглядит как будто это движимый преднамеренной рациональностью его практиков. Мы можем сказать, что для Халла рациональность ничего не объясняет без каузального поддержку, но как только мы вводим в действие причинные механизмы, возникает больше нет необходимости ставить рациональность на первый план, по крайней мере, не преднамеренно рациональность.

Чем лучше [ученые] оценивают работу других, когда она имеет отношение к их собственным исследованиям, тем успешнее они будут. Механизм, сложившийся в науке, ответственный за ее невероятный успех может быть не таким уж «рациональным», но она эффективна, и она имеет тот же эффект, что и сторонники науки. как абсолютно рациональное предприятие предпочитаю. (1988: 4)

Подобно взгляду Адама Смита на невидимую руку в отношении альтруизма. и общественное благо, рационалисты могут интерпретировать теорию Халла широко гегелевской в ​​том смысле, что рациональность науки возникает (в той мере, в какой это происходит) из сложных социальных взаимодействий ученых и группы ученых, занимающихся своими обычными делами в обычных способы, которые удовлетворяют общественным нормам и структурам стимулов, а не от явные намерения принимать рациональные решения. В то время как Халл дал пристальное внимание к этим социальным взаимодействиям и институтам которые делают их возможными, он утверждал, что его обращение к социальным факторам было внутреннее по отношению к науке, а не внешнее.

1.7 Социология науки новой волны и реалистическая реакция

Оставленный относительно нетронутым философами-историцистами во времена Битва больших систем заключалась во внутреннем и внешнем различии. философов, созвучных традиционной социологии науки (например, Merton 1973) и социологии знания в целом защищали своего рода «инерционный принцип» (Fuller 1989: xiii et passim ): социальные и психологические факторы, такие как экономические и должны учитываться политические интересы и психологические установки. в игру только для объяснения отклонения от рационального пути. Этот различие начало стираться уже у Куна, который подчеркивал социальную факторы внутренний самой организации науки: научное образование, сильная роль научных сообществ с их отличительные культуры и т. д. (см. также Лакатоса о всеобъемлющем теории рациональности, способные обращать кажущиеся внешние соображения на внутренние, а Халл 1988 о продвижении по службе.)

В 1970-е годы социологи науки новой волны быстро отвергли разделение труда, подразумеваемое инерционным принципом, и взяло социологию далеко за пределы того места, где его оставил Кун (к его большому огорчению). Эти социологи настаивали на том, что социология через социальные интересы и другие социальные мотивационные причины, много говорил о внутренних, техническое содержание науки — настолько, что фактически не было ясно, что оставалось какое-то место для рациональных объяснений философы. Эдинбургская сильная программа, основанная Дэвидом Блур и Барри Барнс (см. Блур 1976), Батская релятивистская школа Гарри Коллинз и Тревор Пинч (Коллинз, 1981), а позже конструктивистская работа Бруно Латура и Стива Вулгара (1979), Карин Кнорр-Цетина (1981), Стив Шапин (1982), Шапин и Саймон Шаффер (1985) и Энди Пикеринг (1984) были важными ранними разработками. (См. Shapin 1982 для полезного обсуждения.)

Поскольку новая социология науки также в значительной степени основывалась на исторические примеры, мы находим более радикальные историзмы сложными менее радикальные. Хотя социологи часто расходились во сами, как и философы, общая направленность их работы заключалась в том, что философы-историцисты не смогли принять социально-политический контекст и, таким образом, все еще слишком привязаны к старым, абстрактным, акаузальным идеалам рациональности, объективность и продвижение к истине. Большая социологическая работа была явно антиреалистический и релятивистский, по крайней мере, как методология.

Большинство философов науки решительно отвергали новую социологию как релятивистами и иррационалистами, среди которых неисторицисты принимают версии сильного реализма, согласно которым зрелая наука может сознательно, на интерналистских основаниях, прийти к теоретической истине и подлинная ссылка на теоретические объекты или достаточно близко. Конечным итогом стали «Научные войны» 1990-х годов. По сейчас (2017 г.) стороны в этом споре смягчились, плодотворно ведутся разговоры, и некоторая степень примирения произошло (см. Labinger & Collins 2001). Работы феминисток в научные исследования, такие как Донна Харауэй (2004 г.) и философы-феминистки. таких ученых, как Хелен Лонгино (1990, 2001) и Мириам Соломон (2001) отвергли предположения, общие для обеих сторон в дебатах, тем самым открывая путь к их более плюралистическому, интерактивному и менее иерархические варианты. Отличительные выдающиеся подходы к социальным эпистемология философов включает Fuller 1988, Goldman 1999 и Rouse 2002. (См. записи на социальная эпистемология, научный метод, научный реализм, и социальные аспекты науки а также упомянутые выше феминистские записи.)

Некоторые социологические работы носили постмодернистский оттенок, как и работы некоторых философов. Например, Ричард Рорти. вариант историцистского прагматизма отвергал заочные теории истина и связанная с ней идея о том, что у нас, людей, есть некоторые натурализованно-богословское обязательство добросовестно представлять метафизическая природа с нашей наукой. Он говорил многозначительно, но смутное представление о крупных преобразованиях в науках (или где-либо еще в культуры), как это было достигнуто Галилеем, как изобретение нового «словарь», который работал достаточно хорошо для определенных целей чтобы уловить, но не как новые истины, установленные логическими рассуждениями. В качестве для самой рациональности это вопрос поддержания честного, цивилизованного «разговор»:

С прагматической точки зрения, рациональность — это не проявление способности называется «разумом» — способностью, стоящей в некотором детерминированное отношение к действительности. Это также не [это] использование метода. Это просто , вопрос открытости и любопытства, а также доверия на убеждении, а не на силе. (1991: 62).

Таким образом, рациональность не является ключом к научному успеху, и она много общего с риторикой, как и с логикой. Прагматики, по его словам, предпочитают говорить об успехе или неудаче усилий по решению проблемы, а не чем рациональность или иррациональность (1991: 66).

Точка зрения, которую иногда приписывают герою Рорти Дьюи, состоит в том, что рациональность не является априорным , универсальным методом мышления и действовать правильно; скорее, это как ящик с интеллектуальными инструментами, каждый из которых, как люди узнали из ремесленного опыта, работает лучше, чем другие в различных ситуациях, в результате чего можно было бы назвать «теленормативная» концепция рациональности.

2. Рациональность и история: некоторые основные вопросы

Многие из вопросов, поднятых историцистскими концепциями рациональности остаются нерешенными, но подход имеет достоинство возвращая к обсуждению несколько взаимосвязанных вопросов.

  1. В любом случае, что значит быть рациональным, когда мы размещаем агентов в реальные социокультурные ситуации?
  2. Является ли описание рациональности чем-то открытым, а не создано человеком?
  3. Является ли теория рациональности чем-то, что можно исправить a априори , или он может (должен?) быть натурализован полностью или частично, т. е. сформированный в широком смысле эмпирическим способом исследования?
  4. Есть ли только одна, единственная, правильная концепция или теория рациональность универсального применения?
  5. Можно ли (должно ли) релятивизировать наше понятие рациональности специфически человеческие способности и к конкретным видам ситуации решения-действия, или может оказаться, какой-то универсальной стандарт, возможно реализованный будущим искусственным интеллектом или (другие) инопланетяне, что все мы жутко нерациональны, ученые включены?
  6. Является ли научная рациональность в чем-то особенной, в отличие от рациональность вообще?
  7. Является ли теория конкретно-научной рациональности такой же, как счет научного метода? (Если так и нет уникального научного метода, то нет единого, общего изложения научных либо рациональность.)
  8. Возможна ли рациональность второго порядка, т. е. рациональные изменения в сами научные цели и стандарты рациональности?
  9. Должна ли метатеория научной рациональности соответствовать теории методологические правила первого порядка?
  10. Нужна ли нам вообще теория научной рациональности, чтобы объяснять исследования на микроуровне или научные разработки на макроуровень? Если да, то как именно объясняется обращение к рациональности? Обеспечивает ли он причинный механизм?
  11. Как индивидуальная рациональность исследователя связана с рациональность рабочей группы и сообщества специалистов в целом? Другими словами, каким образом (или должно) распределяться познавательный труд влияет на обсуждение рациональности?
  12. Являются ли оценки рациональности мгновенными (с учетом логического или математические отношения имеющейся информации) или они (при хоть иногда) требуют исторической ретроспективы или перспективы?
  13. Какая польза от исторического изучения того, как основные категории описания, такие как «факт», «эксперимент», «объективное», «воспроизведение» и «новый прогноз меняется со временем? Что нам говорит такая история, если что-нибудь, о человеческом исследовании или эпистемологии?
  14. Что означает «историзм» в этом контексте, и какой может быть конститутивно историцистская теория рациональности?

3.

Историзм тогда и сейчас

Философы и (особенно) историки девятнадцатого века обычно приписывают современное «открытие» истории, особенно политической истории, через развитие дисциплины доказательная, интерпретирующая и объяснительная историография. Гегель историзировал Канта в начале того века, но это было прежде всего немецкие историки, такие как Ранке, Дройзен, Виндельбанд, Дильтей, Риккерт и Вебер, разработавшие конкурирующие концепции то, что требуется для тщательного исторического исследования. (Для углубленного обзор, см. Beiser 2011.) Эти историки были заинтересованы в разработке историография как wissenschaftlich , но автономный от естественных наук, где царил позитивизм. Они также отвергли великие философии истории гегелевского типа. Ближе к концу века эта оппозиция произвела Methodenstreit , ожесточенные споры о различиях между естественными науками ( Naturwissenschaften ) и общественно-исторические науки ( Geisteswissenschaften ). Историки видели натурализм и материалистический механизм как угрозы.

Связь историзации философии науки с 1960-х годов к немецкой историцистской традиции является косвенным, учитывая временной разрыв в десятки лет. Однако историки научной рациональность, обсуждаемая в этой статье, согласовывалась (или согласуется) с некоторыми следующие (перекрывающиеся) принципы, большинство из которых можно проследить до предшественники девятнадцатого века. Существует напряженность между следующие утверждения, поэтому внутренние разногласия между историцистами должны быть ожидал.

1. Историчность всего. Практически все приходит возникнуть и исчезнуть в историческом времени. Ничего не гарантировано быть фиксированным и постоянным, написанным на камне вселенной.

2. История против априорного разума или только логики . Люди не обладают способностью априори разума, способной рассматривая пространство всех логических возможностей. Появление неевклидова геометрия иллюстрирует это положение. Человеческая непостижимость не является адекватным критерием ни логического, ни исторического возможность.

3. Наша историческая ограниченность: антивиггизм и принцип нет привилегии. Мы также исторически расположены. Пока мы не рабы нашего культурного контекста, мы можем избежать его только частично и с трудом. Наши горизонты иногда мешают нам признание наших собственных предположений, не говоря уже о будущем возможности. Как писала Мэри Гессе: «наши собственные научные теории считаются столь же подверженными радикальным изменениям, как и прошлые теории. видимо» (1976: 264). Хотя у нас есть веские причины держать что наша наука превосходит науку прошлого, это не дает абсолютная, внеисторическая привилегия нашей науки. Вместо того, чтобы поддаться этой иллюзии перспективы, мы должны вообразить, что наши преемники могут посмотрите на нас, как мы видим наших предшественников. Мы тоже просто переходный этап в будущее, которое, вероятно, будет включать в себя многое, что находится за пределами нашего нынешнего горизонта воображения. Мы должны избегать квартиры иллюзия будущего, которая видит будущее ручным продолжением настоящее время (Никлз ожидается).

4. История как бесконечно творческая, следовательно, бесконечная граница. Сильные историцисты считают, что бесконечная граница вероятна, история как открытые и производящие постоянную новизну (не преднамеренно).

5. Историческое содержание теории оправдания: сложность истории. История слишком сложна и тонка, чтобы ее можно было уловить фиксированной, формальной системой или с точки зрения динамических отношений набора «переменных состояния». Логические и вероятностные сами по себе системы являются грубыми инструментами для улавливания рассуждений реальных человек, в том числе ученых. Помимо тонких контекстуальных причин, ученые-новаторы работают над расширением границ исследований («контекст открытия») и, таким образом, должен принимать множество решений в условиях неопределенности (не только при простом риске). Рациональность больше связана с соответствующую реакцию на изменения, чем жестко придерживаться исходная точка зрения. Этот вызов поражает самое сердце традиционные объяснения контекста оправдания, следовательно, в основе традиционной философии науки. Мыслители от Куна до Вана Фраассен (2002: 125) смутно относится к теории подтверждения, хотя байесовцы предприняли отважные попытки уловить идеи. (Например, см. Лосось 1990 и Хоусон и Урбах 1993).

6. Консеквенциализм и история как судья. Граница Эпистемология учит, что часто мы можем только узнать, какие способы действия успешны благодаря историческому опыту последствий. (Неисторицисты могут ответить, что окончательное суждение само по себе не исторические, а только отсроченные, потому что на основе свидетельств, собранных за время.) В своей наиболее сильной форме историческое суждение заменяет « Страшный суд», суд Божий, отраженный в общем выражение «суд истории». (Конечно, это взгляд сам по себе антиисторичен в своей концепции окончательности.)

7. Генетическое, генеалогическое понимание. Так как почти все является продуктом исторического развития или распада, изучение его исторического генезиса и распада является ключом к понимание этого. Генетических ошибок можно избежать, включив развитие и поддержание как часть повествования, поскольку развитие может быть трансформационным. Сегодня многие писатели исследуют биологические и социокультурные эволюционные истоки человека рациональности, идущей гораздо глубже, исторически, чем к недавним историческим события, такие как так называемая научная революция.

8. Исторический скептицизм, несоизмеримость и релятивизм. Одной из задач историографии является разоблачение мифов. Таким образом, это может быть освобождающим, как когда мы видим, что институты и концептуальные рамки являются в значительной степени человеческими постройками исторического происхождения, не вещи, непоправимо закрепленные в основании вселенной. Для этого именно поэтому оно вызывает определенный скептицизм по отношению ко всем человеческим вещи. Хотя мир природы формирует человеческие культуры, в том числе научные, она далеко не диктует единую, фиксированную культуру. Историография раскрывает, что человеческие предприятия, в том числе наук, укоренены в глубинных культурах со своими отличительными нормами. Не существует «Божьего ока», нейтрального к истории набора метанормы, никакой «архимедовой точки», от которой эти культуры можно объективно сравнивать. Таким образом, трудно или невозможно оценить всю науку по единому стандарту. Здесь скрывается проблемы культурной несоизмеримости и релятивизма.

9. Плюрализм. Методологический плюрализм является естественным следствие историцистских подходов. Историческое исследование показывает, что разные науки используют совершенно разные методы и часто таят в себе конкурирующие исследовательские программы. Появление философии биологии как добавлена ​​специальная область после столетия Дарвина 1959 г. суть этого требования. (Для статей в литературе по плюрализму см. см. Дюпре, 1993; Галисон и Стамп 1996; Митчелл 2003; а также Келлерт и др. 2006.)

10. Наука как модель рациональности. На эту тему, истористы разделились. Некоторые сильные истористы, особенно Фейерабенд, Халл и убежденные социальные конструктивисты отрицают, что наука рационально или методологически особенная среди людей предприятия.

11. Наука как модель прогресса. Это тоже практически аксиома среди философов науки. Идея истории «сама» как прогрессивная пришла с Просвещением и серьезно пострадал от мировых войн.

12. Историзм как полунатуралистический. Отчеты историков не апеллировать к сверхъестественным факторам или к факторам за пределами возможности человеческого познания, такие как ясновидение или метафизическая правда о реальности. Историки обычно не торопятся шаг к натурализму в рассмотрении человека как биологически ограниченного существ, но они сопротивляются сведению к естественнонаучному типу натурализм. Философы-историцисты также отвергают редукцию нормы к фактам. (Но в конце жизни Р. Г. Коллингвуд, возможно, стал сильную версию историзма, согласно которой философия сводится к история: см. запись на Коллингвуд. Некоторые социологи новой волны, возможно, придерживались параллельных редукционистских взглядов. о философии и социологии, поскольку философия стоила экономия. )

13. Основные исторические изменения как эмерджентные — против разумных дизайн и сознательная модель. Многие исторические события не преднамеренно выбранные или созданные, а возникающие из множества людей осуществлять свою индивидуальную и коллективную деятельность. Возникновение национального государства и международной капиталистической экономической системы не были продукты централизованного, рационального планирования, и современная наука не и техники, хотя микроэкземпляров было, конечно, много такого планирования. Этот пункт относится к идее научного метода, эта традиция часто изображается как ясновидящая, разумно направляющая научная инновация. Но, как уже предвидел Юм, ни один метод не заранее гарантировано для работы в новой области. Методологический инновации обычно следуют, а не предшествуют инновационной работе (корпус 1988; Деннет 1995; Никлз, 2009 г., готовится к печати). Это широко гегелевскую идею.

14. Сильный исторический детерминизм ошибочен. Споры среди историцистов разных мастей — есть ли «железные законы исторического развития». Гегель и Маркс, в довольно разными, но родственными способами, верили в телеологическую концепцию истории, что «это» неизбежно прокладывало себе путь через известные этапы на пути к конечной цели, которая будет означать «конец истории» в том смысле, что глубокие исторические изменения теперь прекратить. Это точка зрения, которую Поппер назвал «историцизмом». в Бедность историзма (1957; см. также его 1945). Поппер яростно отверг эту версию историзма, как и практически все историцистские философы науки сегодня. Для них, история не телеологична и в высшей степени случайна. Это включает Куна ([1962] 1970a), хотя последний постулирует почти неизбежное, нескончаемое чередование нормального и революционного периоды — окончательный паттерн без конца, так сказать.

15. Герменевтическая интерпретация . Полученный, покрывающий закон модель объяснения неадекватна для объяснения исторического действия, включая ученых и сообщества ученых. Кун описал свой метод как герменевтический, но немногие философы-истористы науки являются полноценными герменевтиками или полностью привержены эмпатическое понимание, как некоторые из классических немецких историки. Большинство или все историцисты в той или иной степени неравнодушны к нарративные формы объяснения. (Смотри запись на научное объяснение.)

4. Сопутствующие разработки и дальнейшие проблемы

Битва больших систем, похоже, окончена, как и для расцвет междисциплинарных кафедр и программ истории и философия науки (но см. ниже). Таковы историцистские концепции. рациональность умерла? Несмотря на заявления о том, что историцистская философия наука «увядает на корню» (Fuller 1991), она справедливо сказать, что историцистские влияния остаются важными, но в более тонкий способ. Большинство философов науки более исторически чувствительнее, чем раньше, независимо от того, идентифицируют ли они себя как историцистов. Историцистские интересы расширились до «натуралистического очередь», «модели поворачиваются» и «практика поворот», который включает в себя интерес к современным практикам, и, в меньшей степени, в будущей истории (Никлз готовится к печати).

Более того, в параллельном развитии классическая концепция рациональность подвергается нападкам на многих фронтах. Герберт Саймон (1947) ввел идеи ограниченной рациональности и удовлетворения. Саймон позже отстаивал необходимость эвристического подхода к решению проблем. людьми и компьютерами (Newell & Simon 1972). Различные вкусы затем искусственный интеллект проложил путь в методологии решения проблем решения, с эвристикой в ​​качестве центральной темы, а не временным леса позитивизма и Поппера. Программа Саймона в адаптивная, «экологическая рациональность» сейчас расширяется Герд Гигеренцер и группа Adaptive Behavior and Cognition в Берлин (Гигеренцер и др. 1999). Подход Саймона и программа «эвристики и предубеждения» Даниэля Канеман и Амос Тверски (Kahneman et al., 1982), а также работы последний по теории перспектив, спровоцировал появление поведенческих экономика, которая отвергает неоклассический homo economicus модель рациональности. Философ Кристофер Черняк. «Минимальная рациональность » (1986) также резко показал, как идеализированы были традиционные философские представления о рациональность. В других направлениях некоторые ученые-компьютерщики бросая вызов антропоцентризму общепринятых концепций рационального вывод, задав вопрос, почему искусственный интеллект, в том числе глубокий обучение, должно быть ограничено человеческими формами рассуждения. Тем временем, биологи и философы изучают эволюцию рациональности (Okasha & Binmore 2012), и этологи задаются вопросом, почему мы должны отказывать в приписывании рациональности животным шимпанзе и слонов осьминогам, просто потому, что им не хватает человеческого рода понятийного языка.

Тем не менее существует широкое согласие в том, что историцистские отчеты о научная рациональность не может полностью вытеснить традиционные взгляды. За например, наверняка существуют некие «мгновенные рациональность» даже на передовых рубежах исследований. Один находит широкий различные контексты принятия решений, и некоторые из этих решений будут быть бесспорно оправданным в то время и в этом контексте, в то время как других не будет. Hesse (1980) и многие другие (см. Radnitzky & Andersson 1978) поднял вопрос о том, как обобщать исторические тематические исследования, поскольку цитирование тематических исследований может быть похоже на цитирование Библия . Можно тщательно отобрать тематические исследования, чтобы поддерживают любую позицию. В любом случае ошибочно обобщать от нескольких, очень контекстуализированных тематических исследований до выводов о вся наука во все времена. Ранние исторические работы в области социальных исследований наука столкнулась с той же проблемой. Как ни странно, такое обобщение тезисы в сторону от историчности самих тематических исследований. Попытка заменить индуктивное обобщение проверкой через H-D модель также сталкивается с проблемами, как мы отмечали в связи с Проект Технологического института Вирджинии. И почему кейсы из двух или трех сто лет назад воспринимать всерьез, когда сама наука изменилась при этом значительно? Отчасти по этой причине Рональд Гир (1973) утверждал, что необходимо изучать только сегодняшний научные практики, в которых философы не нуждались особенно консультации историков.

В конце жизни сам Кун, как ни странно, отверг метод тематического исследования как слишком привержены традиционному взгляду на науку как на непосредственный поиск правда о Вселенной. Первые поколения исторических исследований философами и социологами так шокирующе выявили присутствие многих неэпистемических факторов и общей несостоятельности любого метода чтобы полностью оправдать научные убеждения, сказал он, что скептицизм результат. Чем больше людей узнавали о том, как на самом деле делается наука, тем больше они сомневались. Заявил Кун, мы можем надежнее вывести историческое моделирование «из первых принципов» и «едва ли взглянув на саму историческую запись» (1991: 111 и далее). Однако это не полный отход от истории. ибо оно начинается с того, что он назвал «историческим перспектива», невиггское понимание решений действительно доступны историческим деятелям в их собственном контексте. Суть Куна в том, что такие решения следует рассматривать сравнительный («Этот предмет лучше, чем тот, учитывая контекстуальные знания и стандарты?»), а не как суждения об истине или вероятность. Этот ход уменьшает проблему понимания поведение в рациональных терминах к чему-то управляемому, объяснил он. Развитие этого положения, как сказал Кун, приведет к единственно оправданному виду рациональности обратно в научную практику таким образом, избегает старых проблем несоизмеримости. Это также обеспечит обоснованная концепция научного прогресса и научного знание (почти по определению) — знание как то, что научный процесс производит. Эта историческая перспектива была частью Проект Куна по созданию биологического аналога развитие науки, при котором дисциплинарное видообразование соответствуют оборотам. Кун считал, что его подход применим ко всем человеческие предприятия, а не только наука (Kuhn 2000).

Недавно Рожье Де Ланге (2014a,b,c, 2017) разработал в широком смысле куновское, двухпроцессное объяснение науки от экономики точка зрения. Вместо серии исторических случаев Де Ланге и коллеги разрабатывают алгоритмы для обнаружения тонких закономерностей в теперь доступны большие базы данных цитирования. В общем, и поздний Кун, и Ранние Де Ланге теперь апеллируют к истории науки в более абстрактный или, возможно, всеобъемлющий, способ, дополняющий двухпроцессный подход Майкл Фридман (внизу).

Еще одна общая задача для историцистов и других специалистов, занимающихся рациональность науки заключается в том, как учитывать разделение труда в науку в модель научной рациональности. Как отдельные рациональность (традиционное внимание экономистов, а также философы) относятся к коллективной рациональности рабочих групп или целые специализированные сообщества? (См. Саркар, 1983; Китчер, 1993; Мировский 1996; Даунс 2001; Де Ланге, 2014b; Латур 1987 и позже для его акторно-сетевая теория; и запись на социальная эпистемология). Феминистские философы, такие как Лонгино (1990, 2001 г.) и Соломон (2001 г.) предложили более основательные социальные эпистемологии науки, которые выйти за рамки проблемы разделения труда, которая, по их мнению, до сих пор часто трактуются индивидуалистически.

5.

Интегрированный HPS и историческая эпистемология: что они хорошего в отношении научной рациональности?

Попытка интегрировать историографию и философию науки беспокойная история. Было сформировано несколько совместных отделов и программ в бурные 1960-е годы как раз в то время, когда историография науки переворачивалась от интерналистских подходов. Как профессиональные историки и философы осознали, что их интересы различаются, многие из эти программы зачахли.

Тем временем несколько философов занялись серьезным интерналистские исследования в философских целях, обычно сосредотачиваясь на «большие имена», такие как Галилей, Ньютон, Лавуазье, Дарвин, и Эйнштейн, или крупные разработки, такие как путь к двойному спираль. Совсем недавно такие ученые, как Нэнси Нерсесян с ее в проекте «История познания» (1995 г.) ресурсы из когнитивных наук в этом отношении, шаг пренебрег самим Куном и сопротивлялись социологам, обеспокоенным пренебрежение философами социальной основы познания предприятие. (См. также Гиер 1988; Бехтель и Ричардсон, 1993 г.; Дарден 2006; Андерсен и др. 2006 г.; Thagard, например, 2012.) Историки, тем временем сосредоточились на социальной истории, а в последнее время — на социальная микроистория и малоизвестные фигуры, в том числе женщины, скорее чем интерналистские движения именитых ученых. Следовательно, истористы сегодня все еще чувствуют необходимость ответить на (1973) вопрос о том, могут ли история и философия науки быть интимный брак.

С 1990 года появились многообещающие новые движения, объединяющие философии науки и историографии науки. Первый, философы науки заинтересовались историческим возникновением и профессионализация своей области. Ранняя работа быстро разрушил некоторые мифы о Венском кружке, например. Главная организацией здесь является Международное общество истории Философия науки (HOPOS), с собственным журналом и регулярным встречи. Совсем недавно «Интегрированная история и философия Организация Science (&HPS) спонсировала несколько конференций с целью поддержания стандартов обеих областей, а не компрометация одного ради предполагаемого преимущества другого. (За справочную информацию см. Schickore 2011, 2017. Посетите веб-сайт &HPS для другие участники.)

Теодор Арабацис (готовится к публикации) различает два способа интеграции история и философия науки: знакомые «исторические философия науки» (HPS), обычно основанная на «исторические» тематические исследования; и менее знакомый «философская история науки» (ФНИ). Это хорошо известно что историки сочли большинство философских работ малополезными, и Арабацис стремится помочь исправить асимметричные отношения между история и философия.

[П]илософское осмысление этих понятий может быть историографически плодотворный: он может пролить свет на историографические категорий, обосновывают историографический выбор и тем самым обогащают и улучшить истории, которые историки рассказывают о науке прошлого как предприятие, производящее знания.

Названия движений могут быть произвольными и вводить в заблуждение, но некоторые из них авторы, цитируемые Арабацисом, отождествляются с движением обычно называемая «исторической эпистемологией», цель который должен сочетать превосходную историю науки с философскими изощренность или превосходная философия с более историческим изощреннее, чем обычно встречается в подходах тематических исследований. Данный эпистемологический фокус, вот где мы могли бы ожидать найти большая концентрация работы, связанной с вопросами научной рациональность. Эпицентр движения — Институт Макса Планка. по истории науки в Берлине, руководители которого на протяжении многих лет, Лоренц Крюгер (который умер, не успев занять этот пост), Лоррейн Дастон, Ханс-Йорг Райнбергер и Юрген Ренн, развивали историческую эпистемологию. Свежий, специальный выпуск журнала Erkenntnis (Sturm & Feest (ред.) 2011) на исторических эпистемология происходит от конференции в Институте. В их вступительное эссе к спецвыпуску, соредакторы Ульяна Фест и Томас Штурм, спросите «Что (хорошего) является историческим Эпистемология? (Фест и Штурм, 2011). Специальный выпуск включает в себя дюжину авторов, которые разрабатывают и/или критикуют различные подходы к исторической эпистемологии. Диапазон участников из рук старшего поколения, таких как Филип Китчер, Майкл Фридман и Мэри Плитки для более недавних участников, таких как Ютта Шикоре и Праздники. (См. Плитки и плитки 1993 для раннего философского введение в область.)

Feest & Sturm (2011) делят движение на три потока. Один поток изучает исторические изменения в эпистемологии, нагруженной концепциями такие как объективность, наблюдение, доказательство, экспериментирование, объяснение и вероятность. Как появляются новые понятия? Как они стабилизировался? В какой момент они становятся сознательными, а не остается неявным на практике? Как они меняются со временем и как хорошо, что они путешествуют по разным научным контекстам (ср. Хоулетт и Морган 2011)? Поскольку они изначально метафоричны, как они становятся мертвыми метафорами? Как они выходят из употребления? Лотарингия Работа Дастона является хорошим примером такого подхода (например, 1988, 1991 год; Дастон и Галисон, 2007 г .; Дастон и Лунбек, 2011). Этот означает рассмотрение эволюции понятий или организацию «категории» действия и мысли в исторически ограниченный проект, каким бы междисциплинарным он ни был быть — нечто среднее между вечным, глобальным и максимальным часто излюбленный философами и эфемерными, локальными и случайными любим многими историками. Ушел старомодный «концептуальная история» наподобие Макса Джаммера (1957), которая прослеживает «концепцию» силы от Древнего Египта до двадцатый век. Написал Дастон в ранней газете:

На мой взгляд, наиболее способные практики исторической эпистемологии в наши дни философы, а не историки — я думаю о замечательная недавняя работа Яна Хакинга и Арнольда Дэвидсон, хотя я думаю, что они, историки-интеллектуалы и историки науки вполне могли бы объединиться в таком предприятии. (1991: 283, сноска опущена; см. также Davidson 2002)

Затем Дастон спрашивает: «Что хорошего в исторической эпистемологии?» Ее вступительное (но позже уточненное) предложение состоит в том, что это частично к «освобождению нас от рабства прошлого путем перетаскивания это прошлое в сознательный взгляд», хотя мы должны признать, что привлечение внимания к случайному происхождению чего-либо не достаточно, чтобы разоблачить его под страхом совершения генетической ошибки. Мы также не можем просто отвергнуть что-то, не имея альтернативы поставить на место. «То есть историзация не тождественна релятивизации, а тем более развенчанию».

Второе направление исторической эпистемологии, выявленное Фистом и Штурм в предисловии к спецвыпуску акцентирует внимание на траекториях объектов исследование — «эпистемические вещи», — а не на концепции, и здесь известная работа Rheinberger (1997, [2006] 2010a, [2007] 2010b) является показательным. Ренн (1995, 2004) представляет третий подход, попытка понять долгосрочную динамику наука. Например, Ренн пытается разгадать несколько загадок о как Эйнштейну удалось совершить революцию в теории относительности. Его ответ принимает во внимание долгую историю развития отдельных поля, которые Эйнштейн смог объединить, отчасти благодаря широкие философские и другие культурные интересы. Ренн смотрит на долговременное развитие по аналогии с биологическим развитием. Нортон Wise (2011) также привносит в игру биологическую метафору. Он наблюдает что историческое повествование как форма объяснения в настоящее время делает серьезные вторжения в физику, в физику сложных или весьма нелинейные системы. Объяснения «применимого права» не доступны там, говорит он, и иногда мы должны прибегать к симуляции чтобы понять, как развиваются системы. «Мы знаем, что можем расти».

Через большую часть исторической эпистемологии проходит столетняя линия неокантианское мышление, от Эрнста Кассирера и марбургской школы до Райхенбах и Карнап, а затем Куну, Яну Хакингу, Майклу Фридман, Дастон, Ренн и другие. Это разные версии двухпроцессное представление, введенное в Раздел 1.2 выше. С этой точки зрения существуют долгосрочные социально-когнитивные стабильности. (не обязательно парадигмы или исследовательские программы, рассмотренные выше) которые имеют начало, середину и конец в историческом времени. Они есть историзировано архимедовых точек или платформ, которые организуют человеческий опыт, а не фиксированные кантианские категории. Но, как Категории Канта — это предпосылки, определяющие, как связное восприятие и формирование истинных или ложных суждений возможны.

Фридман говорит о них как о «исторически случайных, но конститутивных». априори ». Его 2011 год делает первые шаги за пределами двух процессов динамику его 2001 года для решения проблемы изменения концепций рациональности (т. е. интерсубъективной объективности) и внести более широкое социальное измерение. Подобно Ренну, Фридман философствует. рефлексия ключ к пониманию изменений настолько быстрых, что они разрывы. До определенного момента он защищает Куна в связи с существованием научные революции и несоизмеримость. Кун попал в беду с несоизмеримостью и релятивизмом, говорит он, за неспособность включить историю науки философское отражение что соответствует самой первоочередной технической научной работе. Главный пример Фридмана — это также теория относительности. революция.

Зачем философам апеллировать к серьезной истории науки? Из В начале Фридман ответил на этот вопрос, настаивая на значение истории науки для локализации появления философские идеи в их историко-научном контексте и наоборот наоборот — таким образом понимать взаимодействие между чем обычно называют научной работой и философской работой (Домский и Диксон 2010: 4). Например, механическая система Ньютона. мир формировался философскими и богословскими интересами которые Ньютон и его современники считали непосредственно связанными с (внутренние, а не внешние), а также общественно-политические интересы. А также то же самое с Кантом, Пуанкаре, Эйнштейном и многими другими. мыслители, великие и малые. В той мере, в какой мы сохраняем внутреннее/внешнее различие, оно исторически относительно. в отличие большинству других философов-историков Фридман дает запутанную технические и контекстуальные детали для поддержки таких утверждений.

Вдохновленная подходом Фридмана, богатая коллекция, Беседа о новом методе: возрождение союза истории и Philosophy of Science (2010), под редакцией Мэри Домски и Майкла Диксона и содержащий ответ на целую книгу (Фридман 2010). Их вступление к тому является «манифестом». для «синтетической истории» (2010: 11ff, 572ff). Это чувство «синтетическое» не противопоставляется «аналитическому», они настаивать. Например, вместо того, чтобы отделять математические, физические, философские, богословские и другие социально-контекстные составляющие работы Ньютона по отдельным дисциплинарным синтетическая история следует за Фридманом в изучении способов они связаны друг с другом для достижения результата с удовлетворительным конвергенция (2010: 15ff). Хотя он был вдохновлен работами Фридмана, манифест отрицает, что взгляд Фридмана на два процесса существенное значение для синтетической истории. (См. также подробное обсуждение Фридман Менахема Фиша (готовится к печати), произведение, посвященное Джорджу Борьба Пикока с рациональной последовательностью, которая помогла произвести преобразование в математике девятнадцатого века.)

Несколько иным видом двухуровневой позиции является «историческая онтология» Яна Хакинга. Взлом (2002, 2012) цитирует «дискурсивные формации» Фуко ( epistèmes ) и «стили» Алистера Кромби научного мышления» (Crombie 1994) как источник вдохновения. Примеры одним из таких стилей является греческое открытие или изобретение аксиоматического геометрия, лабораторная наука, возникшая в Революция (Shapin & Schaffer 1985) и современная теория вероятностей и статистический вывод (Взлом 1975). Хакерство возвращается в Канта «как возможно?» вопрос, ответ на который устанавливает необходимые условия для логического пространства причин в какие практики могут делать истинные или ложные заявления об объектах и поставить исследовательские вопросы о них. Хакинг также историзирует кантовская концепция.

Исторические априори указывают на условия, господство которых столь же неумолима, тут же, как кантовское синтетическое а априори . Но в то же время они обусловлены и сформированы в истории, и может быть искоренено более поздними, радикальными, историческими преобразования. Т.С. Парадигмы Куна имеют некоторые исторический персонаж априори . (Взлом 2002: 5)

[S]научный стиль мышления и действий не годится потому что они узнают правду. Они стали частью нашего стандарты того, что это такое, чтобы узнать правду. Они устанавливают критерии правдивости. … Научный разум, проявляющийся в Шесть жанров исследования Кромби не имеют под собой никаких оснований. Стили — это , как мы рассуждаем в науках. Сказать, что эти стили мышления и действия самоудостоверяются, значит сказать, что они автономны: они не отвечают каким-то другим, высшим или более глубоким, стандарт истины и разума, чем их собственные. Повторюсь: нет основы. Стиль не отвечает какому-то внешнему независимому канону истины. себя. (2012: 605; акцент на хакерстве)

Как и у раннего Куна, здесь есть своего рода цикличность, которая, возможно, не порочный, а, наоборот, подстегивает все предприятие. Хакерство описывает изменения в историческом априорном как «значительные особенности, во время которых координаты «научная объективность» перестраиваются» (2002: 6).

В отличие от парадигм Куна, некоторые хакерские стили мышление и действие могут существовать бок о бок, например, лаборатория и традиции гипотетического моделирования. Тем не менее, люди, живущие до и после историческая кристаллизация стиля нашла бы друг друга взаимно непонятны. Хакерство признает, что куновские проблемы в таких позициях таится релятивизм. «Точно так же, как статистические причины не имели силы для греков, поэтому можно представить себе народ, для которого ни один из наши основания для веры имеют силу» (2002: 163). Этот вид несоизмеримость ближе к крайним случаям Фейерабенда (как у древнегреческих астрономов по сравнению с их гомеровскими предшественниками) чем к Куну «нет общей меры» (2002: глава 11). Пишет Взлом,

Многие из недавних, но уже «классических» философских обсуждение таких тем, как несоизмеримость, неопределенность перевода, а концептуальные схемы, кажется, обсуждают истину там, где они следует задуматься о правде или лжи. (2002: 160)

За яркое изложение и критику Хакинга позицию см. Kusch (2010, 2011).

Еще более интегративной ролью исторической эпистемологии является сформулировано Хасок Чанг (2004, 2012). Чанг — нереалист, который смело выходит за рамки тематических исследований как философов, так и профессиональные историки, чтобы предложить то, что он называет «дополнительными наука», полностью интегрированное историко-философское подход, который не ограничивается указанием на исторические случайности но также исследует их научно, например, повторяя и расширение исторической экспериментальной практики. Идея Чанга что дополнительная наука может сохранить ранее полученные знания и оставшиеся без ответа вопросы теперь рискуют потеряться, и даже могут опираться на них в качестве дополнения к сегодняшним узкоспециализированным научные дисциплины. Результаты могут быть опубликованы как подлинные, если неосновной, научный вклад. Например, в своей работе он пытается оживить дебаты о флогистоне, а также о том, что о природе воды и вопросе о ее температуре кипения. За свою работу, Чанг оставляет и свое кресло, и библиотеку, так как ему нужно научное оборудование и лабораторные помещения в дополнение к обычным научные материалы.

Историческая эпистемология сталкивается с разнообразной критикой, в том числе с некоторыми унаследованное от Битвы Больших Систем, например, рациональность и объективность могут быть локально сохранены во время крупных трансформации и как иметь основательную историчность, в том числе исторической относительности, без полномасштабного релятивизма. Обобщение проблемы все еще таятся на мезоуровне исторической эпистемологии. Немного критики задаются вопросом, является ли историческая эпистемология чем-то новым, иногда жалуясь, что это просто возрождает традиционную историю идеи. Некоторые усомнились бы в его неокантианских основах. Например, как мы можем действительно идентифицировать и индивидуализировать «категории», используемые такими учеными, как взлом и Дастон? (См. Kusch 2010, 2011 и Sciortino 2017.) Скептики спрашивают, что разница, которую историческая эпистемология делает с наукой, историей или философия науки. Это больше, чем причудливое переименование работы уже идет полным ходом? Являются ли новые исторические и/или философские методы необходимо провести такое исследование? Учитывая его различные нити, это последовательным как движение? Различные приверженцы расходятся во мнениях относительно того, что он включает в себя. и даже как это назвать. Хотя Дастон заявляет, что Работа Хакинг во многом послужила источником ее первоначального вдохновения, Хакинг отрицает, что занимается исторической эпистемологией, предпочитая «метаэпистемология». Он также говорит, что делает бешеная «история настоящего». Такие ученые, как Нерсесян, ABC (Andersen, Barker, & Chen, 2006) и Ренн полагаются в значительной степени на недавних работах в области когнитивной науки, в то время как социологи по-прежнему склонны избегать когнитивной психологии.

Насколько значимой, по нашему мнению, должна быть историческая эпистемология в дольше бегать? История рассудит!

рационализм | Определение, типы, история, примеры и Декарт

Ноам Хомский

Смотреть все СМИ

Ключевые люди:
Кристиан, барон фон Вольф Георг Вильгельм Фридрих Гегель Ноам Хомский Серен Кьеркегор Эрнест Ренан
Похожие темы:
иррационализм философия континентальный рационализм

Просмотреть весь связанный контент →

Резюме

Прочтите краткий обзор этой темы

рационализм , в западной философии воззрение, рассматривающее разум как главный источник и меру знания. Считая, что сама реальность имеет по своей сути логическую структуру, рационалист утверждает, что существует класс истин, которые интеллект может постигнуть напрямую. Есть, по мнению рационалистов, определенные рациональные принципы — особенно в логике и математике, и даже в этике и метафизике — настолько фундаментальные, что отрицать их — значит впадать в противоречие. Таким образом, уверенность рационалистов в разуме и доказательствах имеет тенденцию умалять их уважение к другим способам познания.

Рационализм долгое время был соперником эмпиризма, учения о том, что все знания исходят из чувственного опыта и должны быть проверены им. В противоположность этому учению рационализм рассматривает разум как способность, которая может улавливать истины, недоступные чувственному восприятию, как достоверность, так и общность. Подчеркивая существование «естественного света», рационализм также соперничал с системами, претендующими на эзотерическое знание, будь то из мистического опыта, откровения или интуиции, и выступал против различных иррационализмов, склонных подчеркивать биологические, эмоциональные или волевого, бессознательного или экзистенциального за счет рационального.

Рационализм имеет несколько разные значения в разных областях, в зависимости от типа теории, которой он противостоит.

В психологии восприятия, например, рационализм в некотором смысле противостоит генетической психологии швейцарского ученого Жана Пиаже (1896–1980), который, исследуя развитие мышления и поведения у младенца, утверждал, что категории психики развиваются только благодаря опыту общения младенца с миром. Точно так же рационализм противостоит транзакционализму, точке зрения в психологии, согласно которой перцептивные навыки человека являются достижениями, осуществляемыми посредством действий, совершаемых в ответ на активную среду. С этой точки зрения делается экспериментальное утверждение, что восприятие обусловлено вероятностными суждениями, сформированными на основе более ранних действий, совершенных в подобных ситуациях. В качестве поправки к этим огульным утверждениям рационалист защищает нативизм, утверждающий, что определенные перцептивные и концептуальные способности являются врожденными — как в случае с глубинным восприятием эксперименты с «визуальной скалой», которая, хотя и прикрыта прочным стеклом, , младенец воспринимает как опасные, хотя эти врожденные способности могут время от времени дремать до тех пор, пока не возникнут подходящие условия для их проявления.

В сравнительном изучении языков аналогичный нативизм был развит, начиная с 1950-х годов, лингвистом-теоретиком Ноамом Хомским, который, признавая долг перед Рене Декартом (1596–1650), открыто принял рационалистическую доктрину «врожденных идей». Хотя тысячи языков, на которых говорят в мире, сильно различаются по звукам и символам, они достаточно похожи друг на друга по синтаксису, чтобы предположить, что существует «схема универсальной грамматики», определяемая «врожденными установками» самого человеческого разума. Эти предустановки, имеющие основу в мозгу, задают образец для всего опыта, закрепляют правила образования осмысленных предложений и объясняют, почему языки легко переводятся друг в друга. Следует добавить, что то, что рационалисты придерживались в отношении врожденных идей, состоит не в том, что некоторые идеи являются полноценными при рождении, а лишь в том, что схватывание определенных связей и самоочевидных принципов, когда оно приходит, обусловлено врожденной способностью проникновения в суть, а не к обучению на опыте.

Общим для всех форм спекулятивного рационализма является вера в то, что мир представляет собой рационально упорядоченное целое, части которого связаны логической необходимостью и поэтому структура которого постижима. Таким образом, в метафизике она противостоит точке зрения, что реальность представляет собой бессвязную совокупность бессвязных битов и, таким образом, непроницаема для разума. В частности, он противостоит логическому атомизму таких мыслителей, как Дэвид Юм (1711–1776) и ранний Людвиг Витгенштейн (1889–1951), которые считали, что факты настолько разрознены, что любой факт вполне мог бы отличаться от того, что он представлял. не влечет за собой изменения какого-либо другого факта. Однако рационалисты расходятся во мнениях относительно степени тесноты и полноты, с которой факты связаны друг с другом. На низшем уровне все они верили, что закон противоречия «А и не-А не могут сосуществовать» справедлив для реального мира, а это означает, что каждая истина совместима со всеми другими; на самом высоком уровне они считали, что все факты выходят за пределы согласованности и превращаются в положительную согласованность; т. е. они настолько связаны друг с другом, что ни одно из них не могло бы быть иным, если бы все не были иными.

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

В той области, где его утверждения наиболее ясны — в эпистемологии или теории познания — рационализм считает, что по крайней мере некоторое человеческое знание приобретается посредством априорного (до опыта) или рационального понимания, в отличие от чувственного опыта, что слишком часто обеспечивает запутанный и просто предварительный подход. В споре между эмпиризмом и рационализмом эмпирики придерживаются более простой и широкой позиции, юмистского утверждения, что всякое знание факта проистекает из восприятия. Рационалисты, напротив, настаивают на том, что некоторые, хотя и не все, знания возникают в результате непосредственного постижения интеллектом. Интеллектуальная способность схватывает объекты, выходящие за пределы чувственного опыта, — универсалии и их отношения. Универсалия — это абстракция, характеристика, которая может появляться в различных случаях: например, число три или треугольность, общая для всех треугольников. Хотя их нельзя увидеть, услышать или почувствовать, рационалисты указывают, что люди могут ясно думать о них и об их отношениях. Такого рода знание, включающее в себя всю логику и математику, а также фрагментарные прозрения во многих других областях, является, с рационалистической точки зрения, наиболее важным и достоверным знанием, которого может достичь разум. Такое априорное знание одновременно необходимо (т. е. его нельзя мыслить иначе) и всеобщее в том смысле, что оно не допускает исключений. В критической философии Иммануила Канта (1724–1804) эпистемологический рационализм находит выражение в утверждении, что разум налагает присущие ему категории или формы на зарождающийся опыт (9).0009 см. ниже Эпистемологический рационализм в современной философии).

В этике рационализм придерживается позиции, согласно которой разум, а не чувства, обычаи или авторитеты, является высшей апелляционной инстанцией при суждении о добре и зле, правильном и неправильном. Среди крупных мыслителей наиболее заметным представителем рациональной этики является Кант, который считал, что способ судить о поступке состоит в том, чтобы проверить его самосогласованность в том виде, в каком он постигается интеллектом: сначала отметить, что он представляет собой по существу или в принципе: ложь, например, или воровство, — а затем спросить, можно ли последовательно желать, чтобы принцип был сделан универсальным. Значит, воровство, да? Ответ должен быть «Нет», потому что, если бы воровство было всеобщим одобрением, то собственность людей не была бы их собственностью в отличие от чужой, и воровство стало бы тогда бессмысленным; понятие, если оно будет универсализировано, таким образом разрушило бы само себя, как достаточно показать разум сам по себе.

В религии рационализм обычно означает, что все человеческое знание приходит с использованием естественных способностей, без помощи сверхъестественного откровения. «Разум» используется здесь в более широком смысле, имея в виду человеческие познавательные способности в целом, а не сверхъестественную благодать или веру, хотя это также резко контрастирует с так называемыми экзистенциальными подходами к истине. Разум для рационалиста, таким образом, противостоит многим мировым религиям, включая христианство, которые считали, что божественное открывается через вдохновленных людей или писания, и которые время от времени требовали, чтобы их утверждения считались непогрешимыми. , даже если они не согласуются с естественным знанием. Религиозные рационалисты, с другой стороны, считают, что если ясные прозрения человеческого разума должны быть отброшены в сторону в пользу мнимого откровения, то человеческая мысль везде оказывается подозрительной — даже в рассуждениях самих теологов. Они утверждают, что не может быть двух совершенно разных способов подтверждения истины; следовательно, рационализм настаивает на том, что разум с его стандартом последовательности должен быть последним апелляционным судом. Религиозный рационализм может отражать либо традиционное благочестие, стремящееся показать мнимую сладкую разумность религии, либо антиавторитарный характер, стремящийся заменить религию «богиней разума».

Главный мотив рациональности и истоки неавтономного разума | Рациональность и рефлексивный разум

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicRationality and the Reflective MindКогнитивная психологияКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicRationality and the Reflective MindКогнитивная психологияКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

  • Иконка Цитировать Цитировать

  • Разрешения

  • Делиться
    • Твиттер
    • Подробнее

CITE

Stanovich, Keith E. ,

‘Мотив мастер -рациональности и происхождение неаутономного разума’

,

Рациональность и отражающий разум

(

2010;

онлайн Edn,

(

2010;

онлайн Edn,

(

2010;

. Oxford Academic

, 1 мая 2011 г.

), https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780195341140.003.0005,

по состоянию на 17 сентября 2022 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicRationality and the Reflective MindКогнитивная психологияКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicRationality and the Reflective MindКогнитивная психологияКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

Abstract

В этой главе подробно рассказывается об уникальной человеческой функциональности неавтономного разума и размышляется об эволюционном происхождении процессинга Типа 2. Эти предположения включают соединение концепции, широко обсуждаемой в литературе, с одним из собственных изобретений автора. Более известная концепция — метарепрезентация, а новая концепция — нечто, называемое Главный мотив рациональности (MRM). MRM — это мотив, который движет поиском рациональной интеграции наших иерархий предпочтений. Потребность в рациональной интеграции, вероятно, является функцией силы MRM, а индивидуальные различия в первом, вероятно, возникают из-за индивидуальных различий во втором. Таким образом, MRM — это то, что поддерживает поиск рациональной интеграции.

Ключевые слова: Обработка типа 2, метапредставление, рациональная интеграция, рациональность, MRM

Предмет

Когнитивная психология

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

  1. Нажмите Войти через свое учреждение.
  2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа в систему.
  3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Вход через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

  1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
  2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр ваших зарегистрированных учетных записей

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

  • Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
  • Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Покупка

Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.

Информация о покупке

Что это такое в экономике, с примерами

Что такое теория рационального выбора?

Теория рационального выбора утверждает, что люди используют рациональные расчеты, чтобы делать рациональный выбор и достигать результатов, соответствующих их личным целям. Эти результаты также связаны с максимизацией личного интереса человека. Ожидается, что использование теории рационального выбора приведет к результатам, которые принесут людям наибольшую пользу и удовлетворение, учитывая ограниченный выбор, который у них есть.

Основные выводы

  • Теория рационального выбора утверждает, что люди полагаются на рациональные расчеты, чтобы сделать рациональный выбор, который приводит к результатам, соответствующим их собственным интересам.
  • Теория рационального выбора часто ассоциируется с концепциями рациональных акторов, личного интереса и невидимой руки.
  • Многие экономисты считают, что факторы, связанные с теорией рационального выбора, полезны для экономики в целом.
  • Адам Смит был одним из первых экономистов, разработавших основные принципы теории рационального выбора.
  • Многие экономисты оспаривают достоверность теории рационального выбора и теории невидимой руки.

Понимание теории рационального выбора

Многие господствующие экономические предположения и теории основаны на теории рационального выбора. Теория рационального выбора связана с концепциями рациональных акторов, личного интереса и невидимой руки.

Теория рационального выбора основана на предположении об участии рациональных субъектов. Рациональные действующие лица — это люди в экономике, которые делают рациональный выбор на основе расчетов и доступной им информации. Рациональные акторы составляют основу теории рационального выбора. Теория рационального выбора предполагает, что индивидуумы, или рациональные акторы, стараются активно максимизировать свое преимущество в любой ситуации и, следовательно, последовательно стараются минимизировать свои потери.

Экономисты могут использовать это предположение о рациональности как часть более широких исследований, стремящихся понять определенное поведение общества в целом.

Личная выгода и невидимая рука

Адам Смит был одним из первых экономистов, разработавших основные принципы теории рационального выбора. Смит подробно изложил свои исследования эгоизма и теории невидимой руки в своей книге «Исследование о природе и причинах богатства народов», которая была опубликована в 1776 году.

Невидимая рука сама по себе является метафорой невидимых сил, влияющих на свободную рыночную экономику. Прежде всего, теория невидимой руки предполагает личный интерес. И эта теория, и дальнейшее развитие теории рационального выбора опровергают любые негативные заблуждения, связанные с личным интересом. Вместо этого эти концепции предполагают, что рациональные субъекты, действующие с учетом своих личных интересов, могут на самом деле создавать выгоды для экономики в целом.

Согласно теории невидимой руки, люди, руководствуясь личными интересами и рациональностью, будут принимать решения, которые принесут пользу всей экономике. Через свободу производства, как и потребления, реализуются наилучшие интересы общества. Постоянное взаимодействие индивидуальных факторов давления на рыночное предложение и спрос вызывает естественное движение цен и торговых потоков. Экономисты, которые верят в теорию невидимой руки, лоббируют меньшее вмешательство государства и больше возможностей обмена на свободном рынке.

Преимущества и недостатки теории рационального выбора

Многие экономисты оспаривают правдивость теории рационального выбора и теории невидимой руки. Несогласные указывали, что люди не всегда принимают рациональные решения, направленные на максимизацию полезности. Область поведенческой экономики — это более поздняя интервенция в проблему объяснения процессов принятия экономических решений отдельными лицами и учреждениями.

Поведенческая экономика пытается объяснить — с психологической точки зрения — почему отдельные акторы иногда принимают иррациональные решения и почему и как их поведение не всегда соответствует предсказаниям экономических моделей. Критики теории рационального выбора говорят, что, конечно, в идеальном мире люди всегда будут принимать оптимальные решения, приносящие им наибольшую пользу и удовлетворение. Однако мы живем не в идеальном мире; на самом деле людьми часто движут эмоции и внешние факторы.

Лауреат Нобелевской премии Герберт Саймон, который отверг предположение о совершенной рациональности в господствующей экономической теории, предложил вместо этого теорию ограниченной рациональности. Эта теория гласит, что люди не всегда могут получить всю информацию, необходимую им для принятия наилучшего возможного решения. Саймон утверждал, что знание всех альтернатив или всех последствий, вытекающих из каждой альтернативы, практически невозможно для большинства решений, принимаемых людьми.

Точно так же экономист Ричард Талер указал на дополнительные ограничения предположения о том, что люди действуют как рациональные субъекты. Идея Талера о мысленном учете показывает, как люди придают большее значение одним долларам, чем другим, даже если все доллары имеют одинаковую ценность. Они могут поехать в другой магазин, чтобы сэкономить 10 долларов на покупке на 20 долларов, но они не поедут в другой магазин, чтобы сэкономить 10 долларов на покупке на 1000 долларов.

Как и все теории, одно из преимуществ теории рационального выбора заключается в том, что она может быть полезна для объяснения индивидуального и коллективного поведения. Все теории пытаются придать смысл вещам, которые мы наблюдаем в мире. Теория рационального выбора может объяснить, почему люди, группы и общество в целом делают определенный выбор, исходя из определенных затрат и вознаграждений.

Теория рационального выбора также помогает объяснить поведение, которое кажется иррациональным. Поскольку центральная предпосылка теории рационального выбора состоит в том, что любое поведение рационально, любое действие можно тщательно изучить на предмет лежащих в его основе рациональных мотивов.

Плюсы теории рационального выбора

  • Помогает объяснить индивидуальное и коллективное поведение

  • Все теории пытаются придать смысл вещам, которые мы наблюдаем в мире.

  • Может помочь объяснить поведение, которое кажется иррациональным

Минусы теории рационального выбора

  • Люди не всегда принимают рациональные решения.

  • На самом деле люди часто руководствуются внешними факторами, которые не являются рациональными, например, эмоциями.

  • Люди не имеют идеального доступа к информации, которая им необходима для принятия наиболее рационального решения каждый раз.

  • Люди ценят одни доллары больше, чем другие.

Примеры теории рационального выбора

Согласно теории рационального выбора, рациональные инвесторы — это те инвесторы, которые быстро покупают любые акции по слишком низкой цене и продают без покрытия любые акции по слишком высокой цене.

Примером рационального потребителя может быть человек, выбирающий между двумя автомобилями. Автомобиль B дешевле автомобиля A, поэтому потребитель покупает автомобиль B.

Хотя теория рационального выбора логична и проста для понимания, в реальном мире она часто противоречит действительности. Например, политические фракции, выступавшие за голосование по Brexit, состоявшееся 23 июня 2016 года, использовали рекламные кампании, основанные на эмоциях, а не на рациональном анализе. Эти кампании привели к полушокирующему и неожиданному результату голосования — Соединенное Королевство официально приняло решение о выходе из Евросоюза. Затем финансовые рынки отреагировали аналогичным шоком, резко увеличив краткосрочную волатильность, измеряемую индексом волатильности Cboe (VIX).

Рациональное поведение может не подразумевать получение максимальной денежной или материальной выгоды; выгода от конкретного выбора может быть чисто эмоциональной или неденежной. Например, хотя для руководителя, вероятно, более выгодно с финансовой точки зрения оставаться в компании, а не брать отпуск для ухода за своим новорожденным ребенком, для них по-прежнему считается рациональным поведением взять отпуск, если они чувствуют, что преимущества времени, проведенного с их ребенком, перевешивают полезность получаемой ими зарплаты.

Что такое теория рационального выбора?

Ключевая предпосылка теории рационального выбора заключается в том, что люди не выбирают товары с полки случайным образом. Скорее, они используют логический процесс принятия решений, который учитывает затраты и выгоды различных вариантов, сопоставляя варианты друг с другом.

Кто основал теорию рационального выбора?

Адама Смита, предложившего идею «невидимой руки», двигающей экономику свободного рынка в середине 1770-х годов, обычно называют отцом теории рационального выбора. Смит обсуждает теорию невидимой руки в своей книге «Исследование о природе и причинах богатства народов», опубликованной в 1776 году9.0007

Каковы основные цели теории рационального выбора?

Основная цель теории рационального выбора состоит в том, чтобы объяснить, почему отдельные люди и более крупные группы людей делают определенный выбор, исходя из определенных затрат и вознаграждений. Согласно теории рационального выбора, люди используют свои личные интересы, чтобы сделать выбор, который принесет им наибольшую выгоду. Люди взвешивают свои варианты и делают выбор, который, по их мнению, будет им лучше всего.

Что такое теория рационального выбора в международных отношениях?

Государства, межправительственные организации, неправительственные организации и многонациональные корпорации состоят из людей. Чтобы понять действия этих сущностей, мы должны понять поведение управляющих ими людей. Теория рационального выбора помогает объяснить, как руководители и другие важные лица, принимающие решения в организациях и учреждениях, принимают решения. Теория рационального выбора также может попытаться предсказать будущие действия этих акторов.

Каковы сильные стороны теории рационального выбора?

Одной из сильных сторон теории рационального выбора является универсальность ее применения. Он может быть применен ко многим различным дисциплинам и областям обучения. Он также делает разумные предположения и убедительную логику. Теория также побуждает людей принимать разумные экономические решения. Принимая разумные экономические решения, человек может приобрести больше инструментов, которые позволят ему еще больше максимизировать свои предпочтения в будущем.

Практический результат

Большинство классических экономических теорий основаны на предположениях теории рационального выбора: люди делают выбор, который приводит к оптимальному уровню выгоды или полезности для них. Кроме того, люди предпочитают совершать действия, которые приносят им пользу, а не действия, которые являются нейтральными или вредят им. Хотя теория рационального выбора подвергается критике из-за того, что люди эмоциональны и легко отвлекаются, и поэтому их поведение не всегда соответствует предсказаниям экономических моделей, она по-прежнему широко применяется в различных академических дисциплинах и областях исследований.

Что такое теория рационального выбора?

Теория рационального выбора в социальной работе — важная концепция, поскольку она помогает объяснить, как люди принимают решения. Согласно определению теории рационального выбора, каждый сделанный выбор завершается рассмотрением затрат, рисков и выгод, связанных с принятием этого решения. Выбор, который кажется иррациональным для одного человека, может иметь смысл для другого в зависимости от желаний человека.

Те, кто учится на степень социальной работы , изучат множество научно обоснованных теорий, которые помогут им в своей работе. Изучение и понимание смысла теории рационального выбора и просмотр примеров теории рационального выбора помогают будущим социальным работникам характеризовать, объяснять и предвидеть социальные результаты. Это может улучшить лечение и услуги, которые они предоставляют своим клиентам.

Теория рационального выбора может применяться в различных областях, включая экономику, психологию и философию. Эта теория утверждает, что люди используют свои личные интересы, чтобы сделать выбор, который принесет им наибольшую выгоду. Люди взвешивают свои варианты и делают выбор, который, по их мнению, будет им лучше всего.

То, как люди решают, что им лучше всего подходит, зависит от личных предпочтений. Например, один человек может решить, что воздержание от курения лучше для него, потому что он хочет защитить свое здоровье. Другой человек решит, что хочет курить, потому что это снимает стресс. Хотя выбор противоположен, оба человека делают этот выбор, чтобы получить наилучший результат для себя.

Теория рационального выбора противоречит некоторым другим теориям социальной работы. Например, психодинамическая теория утверждает, что люди ищут удовлетворения за счет бессознательных процессов. И наоборот, теория рационального выбора утверждает, что всегда есть рациональное оправдание поведения. Люди пытаются максимизировать свои вознаграждения, потому что они стоят затрат.

История теории рационального выбора

Истоки теории рационального выбора уходят вглубь веков. Философ Адам Смит считается создателем теории рационального выбора. В его эссе «Исследование о природе и причинах богатства народов» от 1776 года предполагалось, что склонность человеческой природы к эгоизму приводит к процветанию. Термин Смита «невидимая рука» относился к невидимым силам, управляющим свободным рынком.

Смит использовал произведение философа Томаса Гоббса «Левиафан» (1651 г.), чтобы повлиять на его собственную работу. В «Левиафане» Гоббс объяснил, что функционирование политических институтов является результатом индивидуального выбора. Философ Никколо Макиавелли, написавший «Государь» в 1513 году, также представил в своем трактате идеи, связанные с теорией рационального выбора.

Переходя от экономики к социальным наукам, в 1950-х и 1960-х годах социологи Джордж С. Хоманс, Питер Блау и Джеймс Коулман продвигали теорию рационального выбора в отношении социального обмена. Эти социальные теоретики заявили, что социальное поведение определяется рациональным расчетом обмена издержками и вознаграждениями.

Теория рационального выбора в социальных взаимодействиях объясняет, почему люди вступают или прекращают индивидуальные и групповые отношения.

Предположения теории рационального выбора

Чтобы соответствовать критериям теории рационального выбора, делаются следующие предположения.

Теория рационального выбора утверждает, что люди контролируют свои решения. Они не делают выбор из-за бессознательных побуждений, традиций или влияния окружающей среды. Они используют рациональные соображения, чтобы взвесить последствия и потенциальные выгоды.

Применение теории рационального выбора

Теория рационального выбора имеет широкий спектр приложений во всех сферах, влияющих на человеческое население.

Когда необходимо описать, предсказать и объяснить человеческое поведение, можно применить теорию рационального выбора.

Сильные и слабые стороны теории рационального выбора

Теория рационального выбора может быть полезна для понимания индивидуального и коллективного поведения. Это помогает точно определить, почему люди, группы и общество в целом движутся к определенному выбору, исходя из конкретных затрат и вознаграждений.

Теория рационального выбора также помогает объяснить кажущееся «иррациональным» поведение. Поскольку теория рационального выбора утверждает, что любое поведение рационально, любой тип действия можно исследовать на наличие лежащих в его основе рациональных мотивов. Теория рационального выбора может способствовать исследованию и пониманию, помогая разным сторонам, таким как клиент и терапевт, признать обоснование другого.

Ограничение теории рационального выбора заключается в том, что она фокусируется на индивидуальном действии. Хотя можно сказать, что индивидуальные действия управляют большими социальными структурами, некоторые критики теории рационального выбора утверждают, что эта теория слишком ограничена в своем объяснении.

Еще одна слабость теории рационального выбора заключается в том, что она не учитывает интуитивные рассуждения или инстинкты. Для решений, которые должны быть приняты в одно мгновение, таких как решения, которые влияют на выживание, может не быть времени, чтобы взвесить затраты и выгоды.

В социальной работе теория рационального выбора помогает социальным работникам понять мотивы тех, с кем они работают. Используя теорию рационального выбора, социальные работники могут выяснить, почему их клиенты делают определенные вещи и попадают в определенные ситуации, даже если они кажутся неблагоприятными.

Теория рационального выбора также может помочь социальным работникам при разработке вмешательств и методов лечения. Зная, что их клиенты будут принимать решения, основываясь на том, что им выгодно, социальные работники могут использовать это понимание, чтобы направлять свое взаимодействие со своими клиентами и давать им рекомендации.

Социальные работники могут использовать теорию рационального выбора, чтобы:

Чтобы оптимизировать использование теории рационального выбора в социальной работе, социальные работники должны провести тщательную оценку, в которой будут учитываться детали мотивов поведения их клиентов.

Одна потенциальная проблема с теорией рационального выбора (PDF, 287 КБ) заключается в том, что она не учитывает некорыстное поведение, такое как филантропия или помощь другим, когда есть цена, но нет вознаграждения для человека. Теория рационального выбора также не принимает во внимание, как этика и ценности могут влиять на решения.

Другая критика заключается в том, что теория рационального выбора не комментирует влияние социальных норм. Аргументом против теории рационального выбора является то, что большинство людей следуют социальным нормам, даже если они не получают от этого никакой пользы.

Кроме того, некоторые критики говорят, что теория рационального выбора не учитывает выбор, сделанный под влиянием ситуационных факторов или зависящий от контекста. Такие факторы, как эмоциональное состояние, социальный контекст, факторы окружающей среды и то, как человеку предоставляется выбор, могут привести к решениям, которые не согласуются с предположениями теории рационального выбора.

Некоторые критики также заявляют, что теория рационального выбора не учитывает людей, которые принимают решения на основе фиксированных правил обучения, в том смысле, что они делают что-то, потому что научились это делать, даже если решение связано с более высокими затратами и меньше преимуществ.

Теория рационального выбора может использоваться в сочетании с другими теориями социальной работы, такими как теория социального обучения и теория психосоциального развития. Теория рационального выбора обеспечивает основу для вмешательства социальных работников. Это отправная точка для понимания клиентов и анализа случаев с использованием исследований и фактических данных для создания более эффективного лечения.

Чтобы узнать больше о теории рационального выбора, ознакомьтесь с этими ресурсами.

Знаете ли вы, что вы можете получить степень по социальной работе онлайн? Мы упростили для вас найдите и сравните степени   по социальной работе онлайн на всех уровнях.

Последнее обновление: февраль 2022 г.

Рациональность | Encyclopedia.com

Философия и рациональность

Вера и вывод

Предпочтения

Принятие решений

Теория рационального выбора

Библиография

Рациональность в его обычном смысле является разумностью. Это требует обоснованных убеждений и разумных целей, а также разумных решений. Ученые изучают рациональность разными способами и придерживаются различных взглядов на нее.

Некоторые теоретики принимают техническое определение рациональности, согласно которому это просто максимизация полезности. Это определение слишком узкое. Он рассматривает только использование средств для достижения целей, то есть инструментальную рациональность. Он также обходит главный нормативный вопрос, а именно, требует ли рациональность максимизации полезности. Определение просто предусматривает утвердительный ответ.

Традиционная теория разума рассматривает разум как умственную способность. Он характеризует людей как разумных животных, потому что они обладают способностью рассуждать, в то время как другие животные лишены этой способности. Согласно этой традиции, любое поведение, вытекающее из рассуждений, рационально. Этот взгляд на рациональность занижает планку. В большинстве подходов утверждается, что продукты рассуждений должны соответствовать определенным стандартам, прежде чем их можно будет квалифицировать как рациональные. Вывод, например, должен соответствовать доказательствам, чтобы быть рациональным. Оно не рационально просто потому, что является результатом вывода. Рассуждение должно быть хорошим, чтобы надежно давать рациональные убеждения.

Для простоты некоторые теоретики считают рациональность равноценной эгоистичности. Однако рациональность отличается от эгоизма. Поощрение личных интересов означает делать то, что хорошо для себя. Делая добро другим, вы продвигаете их интересы, а не свои собственные. Рациональность может потребовать некоторой степени эгоизма, но не требует исключительного внимания к личным интересам. Это допускает альтруизм, как объясняют Амартия Сен (1977) и Говард Рахлин (2002).

Эпистемологи трактуют обоснованное убеждение. Согласно одной интерпретации, обоснованное убеждение — это просто рациональное убеждение. Однако распространены и другие интерпретации обоснования, потому что общепринятая точка зрения рассматривает знание как истинное, обоснованное убеждение. Приведение обоснования в соответствие с этим взглядом на знание мотивирует считать обоснованное убеждение отличным от рационального убеждения. Дети рационально верят многим истинным утверждениям, не зная о них, потому что основания для их убеждений не равносильны оправданию.

Рациональность — нормативное понятие. Принципы рациональности определяют, как люди должны вести себя, а не то, как они себя ведут. Однако некоторые области предполагают, что люди в целом рациональны, а затем используют принципы рациональности для описания и объяснения поведения. Например, некоторые экономические теории утверждают, что потребители совершают покупки, выражающие их предпочтения. Они воспринимают это как факт поведения потребителей, а не как его норму. Психологи, пытающиеся вывести убеждения и желания человека из его поведения, могут предположить, что поведение максимизирует полезность. Предположение упрощает вывод убеждений и желаний. Несколько известных теорем о репрезентации показывают, что если предпочтения человека в отношении действий соответствуют определенным аксиомам, таким как транзитивность, то можно сделать вывод о назначении вероятности и полезности человека (с учетом выбора шкалы) из предпочтений человека, при условии, что предпочтения в отношении действий согласуются. с ожидаемыми полезностями. Ричард Джеффри ([1965] 1983) представляет теорему такого рода.

Философия рассматривает рациональность, поскольку она является наиболее важным нормативным понятием помимо морали. Понимание того, как человек должен вести свою жизнь, требует глубокого понимания рациональности. Чтобы быть рациональным человеком, необходимо быть достаточно рациональным в различных аспектах своей жизни. Общие принципы рациональности относятся к убеждениям и желаниям, а также к решениям, которые они дают. Некоторые принципы оценивают черты характера и эмоции. Они судят, например, что одни страхи рациональны, а другие иррациональны. Принципы рациональности распространяются от индивидов к группам. Комитеты могут принимать рациональные или иррациональные решения. Политическая философия оценивает социальные контракты на предмет рациональности. Манкур Олсон (1965) исследует рациональное коллективное действие и условия, способствующие ему.

Традиционный метафизический вопрос требует обоснования принципов рациональности. Что делает последовательность требованием рациональности? Являются ли основания принципа условностями или чем-то более универсальным? Общий ответ утверждает, что природные свойства реализуют нормативные свойства. Последовательность увеличивает шансы на истинное убеждение.

Традиционный практический вопрос требует рациональности. Распространенный ответ заключается в том, что рациональность дает наилучшие перспективы (с точки зрения доказательств) для достижения целей и, таким образом, достижения определенного типа успеха. Решения, которые максимизируют ожидаемую полезность, с большей вероятностью будут успешными, чем решения, которые не максимизируют ожидаемую полезность.

Некоторые философы надеются вывести принципы морали из принципов рациональности. Кантианцы, например, считают, что разумный человек действует в соответствии с моральными принципами. Гоббсианцы считают, что легитимность правительства проистекает из рациональности общественного договора, который его создает. Сторонники Ролза считают, что принципы справедливости возникают из гипотетического общественного договора, который разумно принять, не зная своего положения в обществе.

Общий принцип гласит, что рациональность достижима. Его достижимость вытекает из известного принципа, согласно которому «должен» подразумевает «может». Хорошо зарекомендовавшие себя принципы рациональности также относятся к формированию убеждений и умозаключений. Последовательность является непротиворечивым требованием. Наличие противоречивых убеждений иррационально, если только какой-либо смягчающий фактор, такой как трудность обнаружения несоответствия, не служит оправданием. Перцептивные убеждения рациональны, когда процессы, их производящие, надежны. Зрение при хорошем освещении дает надежные суждения о цветах предметов. Логика описывает в мельчайших деталях закономерности логических умозаключений. Например, если кто-то верит в условное условие и верит в его антецедент, то вера в его следствие является рациональным выводом. Многократное применение правил вывода для доказательства логических теорем требует изощренности, которой не требует обычная рациональность. Рациональность требует, чтобы идеальный агент верил в каждое логическое следствие своих убеждений. Его требования к реальным людям менее требовательны. (Образец принципов рациональности в отношении убеждений см. в Foley 19.93; Халперн 2003; и Levi 2004.)

Рациональность управляет как дедуктивным, так и индуктивным выводом. Принципы статистического рассуждения выражают принципы рационального индуктивного вывода. Если известно, что в урне ровно восемьдесят красных и двадцать черных шаров, то рационально заключить, что 80 % — это вероятность того, что при случайном извлечении окажется красный шар. Учитывая статистическую выборку, полученную из населения, принципы статистического вывода, связанные с размером выборки и другими факторами, формулируют разумные выводы относительно всего населения.

Предпочтения могут возникнуть в результате частичного или полного рассмотрения соответствующих причин. Общие принципы рационального предпочтения применимы к предпочтениям, учитываемым с учетом всех обстоятельств.

Принцип транзитивности требует предпочесть A C при условии, что A предпочитают B , а также предпочитают B C . Принцип согласованности требует наличия предпочтений среди действий, которые могут быть представлены как максимизирующие ожидаемую полезность. Определение предпочтения влияет на силу таких принципов. Обычное чувство предпочтения признает возможность слабости воли и действия вопреки предпочтениям. Однако некоторые теоретики по техническим причинам определяют предпочтения так, что человек действует в соответствии с предпочтениями, поэтому указание человеку выбрать вариант из верхней части его или его рейтинга предпочтений вариантов не имеет нормативной силы — он или она делает это по оговорке.

Принцип потребительского суверенитета ставит основные предпочтения вне критики. Однако некоторые базовые предпочтения иррациональны. Формирование предпочтений среди непробованных вкусов мороженого может быть иррациональным. Наличие чистого временного предпочтения может быть иррациональным. То есть может быть иррационально предпочесть меньший из двух товаров только потому, что он будет доставлен раньше, чем больший товар. Уверенность в получении большего блага, если его ждать, является серьезной причиной для ожидания.

Главный принцип рационального принятия решений состоит в том, чтобы выбрать вариант из верхней части списка предпочтительных вариантов. Если некоторые варианты являются азартными играми, дополнительный принцип говорит о том, что следует предпочесть один вариант другому только в том случае, если его ожидаемая полезность выше, чем ожидаемая полезность другого варианта. Дж. Ховард Собел (1994) и Пол Вейрих (2001) анализируют такие принципы рационального выбора.

Рациональность оценивает свободные действия, полностью контролируемые агентом. Решения относятся к этой категории; то же самое относится и к таким действиям, как прогулка. Рациональность оценивает действия, контролируемые агентом непосредственно, путем сравнения их с действиями соперников, и оценивает действия, контролируемые агентом косвенно, оценивая их компоненты. Агент непосредственно контролирует решение, поэтому рациональность оценивает его, сравнивая с решениями конкурентов. Агент косвенно контролирует прогулку, и поэтому рациональность оценивает ее, оценивая ее непосредственно контролируемые компоненты. Рациональность серии действий, таких как обед или поход в кино, зависит от рациональности ее временных компонентов.

Теория игр, изложенная в классических трудах Джона фон Неймана и Оскара Моргенштерна (1944) и Р. Дункана Люса и Говарда Райффа (1957), рассматривает решения, принимаемые людьми в контексте, когда результат решения одного человека зависит от решений других. люди делают. Стратегическое рассуждение ищет комбинации решений, которые образуют равновесие в том смысле, что каждое решение является рациональным с учетом других решений. Общий принцип для таких стратегических ситуаций рекомендует принимать решение, которое является частью равновесной комбинации решений. Эдвард МакКленнен (1990), Роберт Сталнакер (1998, 1999), Вейрих (1998), Эндрю Колман (2003) и Майкл Бахарах (2006) проводят критическую оценку принципов рациональности, широко распространенных в теории игр.

Принцип рациональности может быть спорным. Обычный образец разногласий начинается с заявления о том, что в некоторых случаях вдумчивые люди не соблюдают этот принцип. Некоторые отвечают, что в таких случаях люди рациональны, а принцип ошибочен. Другие отвечают, что принцип прекрасен, а люди иррациональны. Третьи считают, что люди в проблемных случаях действительно соблюдают принцип, вопреки первоначальному утверждению.

Например, Амос Тверски и Даниэль Канеман (Тверски и Канеман, 1982) представляют случаи, когда люди формируют суждения, не соответствующие аксиомам вероятности. В их исследовании история описывает молодую женщину как политическую активистку и выпускницу колледжа по специальности философия. Люди, которых попросили высказать предположения о текущей деятельности женщины, могут оценить вероятность того, что она феминистка и кассир в банке, выше, чем вероятность того, что она только кассир в банке. Это игнорирует закон о том, что вероятность конъюнкции не может быть выше, чем вероятность конъюнкции. Некоторые теоретики могут заключить, что люди иррациональны в своих вероятностных суждениях, другие, что люди имеют в виду вероятность того, что женщина феминистка, при условии, что она работает кассиром в банке, а не вероятность сочетания того, что она феминистка и является банком. кассир. В этом конкретном примере мало кто оспаривает закон вероятности, касающийся конъюнкций.

Канеман и Тверски (Kahneman and Tversky 1979) также представили случаи, когда кажется, что люди не соблюдают принцип максимизации ожидаемой полезности. Человек может предпочесть игру, в которой гарантированно выплачивается 3000 долларов, игре, в которой выплачивается 4000 долларов с вероятностью 80 процентов и 0 долларов с вероятностью 20 процентов. Один и тот же человек может предпочесть игру, в которой выплачивается 4000 долларов с вероятностью 20 процентов и 0 долларов с вероятностью 80 процентов, игре, в которой выплачивается 3000 долларов с вероятностью 25 процентов и 0 долларов с вероятностью 75 процентов. Пусть U подставка под утилиту. Если первое предпочтение согласуется с ожидаемой полезностью, кажется, что U (3000 долл. США) > 0,80 U (4000 долл. США). Если второе предпочтение согласуется с ожидаемой полезностью, то кажется, что 0,20 U (4000 долл. США) > 0,25 U (3000 долл. США) и, следовательно, умножая обе части на 4, получаем 0,80 U (4000 долл. США) > U (3000 долл. США). ). Поскольку неравенства для двух предпочтений несовместимы, кажется невозможным, чтобы оба предпочтения согласовывались с ожидаемой полезностью.

Один из ответов — отвергнуть принцип максимизации ожидаемой полезности. Другой ответ отрицает рациональность наличия пары предпочтений. Третий ответ утверждает, что люди заботятся не только о денежных результатах, но и о других факторах. Например, они могут ценить уверенность и устранение риска. Тогда пара предпочтений может согласовываться с широко обоснованными ожидаемыми полезностями, не подразумевая противоречащих друг другу неравенств.

Теория рационального выбора использует принципы рациональности для объяснения поведения. Он используется в социальных и поведенческих науках и даже в литературных интерпретациях. Сторонники утверждают, что теория рационального выбора дает глубокий анализ с использованием простых принципов рационального поведения. Критики утверждают, что эти простые принципы слишком строги, чтобы адекватно охарактеризовать человеческое поведение. Эти дебаты касаются рассматриваемых принципов рациональности. Некоторые теоретики рационального выбора могут использовать только принципы инструментальной рациональности. В этом случае оценка базовых целей отсутствует. Другие теоретики рационального выбора используют более всеобъемлющие принципы рациональности, чтобы расширить сферу применения теории. Они обеспечивают принципы, которые оценивают основные цели.

Различные применения рациональности приводят к различным типам рациональности, таким как ограниченная, процедурная и содержательная рациональность. Герберт Саймон (1982) известен тем, что рассматривает эти типы рациональности. Принципы ограниченной рациональности устанавливают стандарты для людей и других неидеальных агентов с ограниченными когнитивными способностями. Принципы контраста устанавливают высокие стандарты для идеальных агентов с неограниченной когнитивной способностью. Рациональность может потребовать, чтобы идеальные агенты максимизировали полезность, тогда как она требует, чтобы реальные люди удовлетворяли, то есть принимали первый обнаруженный удовлетворительный вариант. Принцип удовлетворения является принципом процессуальной рациональности, поскольку он рекомендует процедуру принятия решения и не характеризует содержание рекомендуемого решения. Существенный принцип может рекомендовать принять решение, которое максимизирует полезность. Максимизирует ли решение полезность, зависит от его содержания. Это зависит от перспективы действовать в соответствии с решением. Соблюдение существенного принципа рациональности, такого как максимизация полезности, может потребовать процедуры, которая доставляет больше хлопот, чем оправдывает ее результат. Трата часов на то, чтобы сделать ход в шахматной партии, может испортить удовольствие от игры. Иногда тщательный расчет слишком затратен, и нужно принимать быстрое решение. Может быть разумнее принять первый удовлетворительный план действий, который попадется на глаза, вместо того, чтобы перебирать все варианты, вычисляя и сравнивая их полезность.

Оценщик может применить принцип материальности к уже выполненному действию. Принцип судит поступок без учета процесса, его породившего. Принцип максимизации полезности дает оптимальным вариантам высокие оценки независимо от того, возникли ли они в результате тщательного или поспешного обзора вариантов. Принцип оценивает принятый вариант, а не метод его принятия. Напротив, агент применяет процессуальный принцип, чтобы найти действие для выполнения. Рациональная процедура может завершиться неоптимальным действием. Рациональность не требует расчетов во всех случаях. Во многих случаях взвешивание «за» и «против», вычисление утилит и сравнение всех вариантов не является рациональным способом принятия решения — может быть уместна спонтанность. Рациональная процедура принятия решений учитывает обстоятельства. Брайан Скирмс (1990), Ариэль Рубинштейн (1998), Герд Гигеренцер (2000), Гигеренцер и Рейнхард Зельтен (2000), Вейрих (2004) и Джон Поллок (2006) продолжают эти темы.

Принципы рациональности различаются по масштабу оценки поступков. Некоторые принципы оценивают решение с точки зрения инструментальной рациональности, принимая как должное убеждения и желания, которые его порождают. Другие оценивают убеждения и желания вместе с решением. Принципы рациональности также принимают условия. Принцип может оценивать решение, предполагая неограниченное время и когнитивные ресурсы для его принятия. Идеализации играют решающую роль, создавая исходную теорию с упрощенными принципами рациональности. Ослабление идеализации позже приводит к более общим принципам и к более реалистичной теории.

Принципы условного рационального также позволяют отбрасывать ошибки. Действие человека может быть рациональным с учетом его или ее убеждений, хотя его или ее убеждения ошибочны и, если их исправить, поддержат другое действие. Оценка его или ее действий на предмет безусловной рациональности требует сложной оценки значимости ошибочных убеждений. Условная рациональность имеет интересную структуру, напоминающую структуру условной вероятности. Рациональность действия с учетом фонового признака — это не рациональность условного утверждения, что если фоновый признак выполняется, то действие выполняется. Не является истиной условного и то, что если сохраняется фоновая черта, то действие рационально.

Теоретическая рациональность относится к формированию убеждений, а практическая рациональность относится к действию. Теория практического мышления формулирует правила вывода, ведущие к заключению, что действие должно быть совершено. Он классифицирует причины поступков и оценивает их силу. (Обзор см. в Parfit, 1984; Bratman, 1987; Broome, 2001; и Bittner, 2001.) потеря, то есть голландская книга. Это наблюдение дает прагматические причины для соблюдения аксиом. Некоторые теоретики считают, что аксиомы вероятности требуют чисто эпистемического обоснования.

Принцип максимизации ожидаемой полезности использует вероятность, поэтому есть основания полагать, что вероятность не является чисто эпистемологической и что ее аксиомы не нуждаются в чисто эпистемическом обосновании. Напротив, роль вероятности в оценке перспектив опциона требует, чтобы она представляла только силу доказательств. Если он чувствителен к целям агента, даже когнитивным целям, то его использование для расчета ожидаемой полезности варианта учитывает цели агента дважды: один раз при расчете полезностей возможных результатов варианта и второй раз при расчете вероятностей возможных результатов. результаты. Может потребоваться чисто эпистемическое обоснование аксиом вероятности, учитывая роль вероятности в расчете ожидаемой полезности опциона. Это может потребоваться из-за роли вероятности как руководства к действию.

Исследования рациональности междисциплинарны, поскольку в их результатах заинтересованы несколько областей. Прогресс с теориями рациональности в целом полезен, и многие ученые вносят свой вклад.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ Альтруизм; Поведение, сдержанное; Коллективное действие; Экономика, Экспериментальная; эпистемология; Теория ожидаемой полезности; Теория игры; Информация, экономика; Кант, Иммануил; Логика; Максимизация; Минимизация; Мораль; Оптимизация поведения; философия; Теория вероятности; Психология; Случайные выборки; Ролз, Джон; риск; Сен, Амартия Кумар; Саймон, Герберт А .; Социальный контракт; теория разума; Утилита, фон Нейман-Моргенштерн

Бахарах, Майкл. 2006. Помимо индивидуального выбора: команды и фреймы в теории игр . ред. Натали Голд и Роберт Сагден. Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Биттнер, Рюдигер. 2001. Делать что-то по причинам . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Братман, Майкл. 1987. Намерение, планы и практическая причина . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Брум, Джон. 2001. Нормативное практическое мышление. Труды Аристотелевского общества 75 (доп.): 175-193.

Колман, Эндрю. 2003. Сотрудничество, психологическая теория игр и ограничения рациональности в социальном взаимодействии. Науки о поведении и мозге 26: 139-198.

Фоли, Ричард. 1993. Работа без сети . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Гигеренцер, Герд. 2000. Адаптивное мышление: рациональность в реальном мире . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Гигеренцер, Герд и Райнхард Зельтен. 2000. Переосмысление рациональности. В Ограниченная рациональность: набор адаптивных инструментов , ред. Герд Гигеренцер и Райнхард Зельтен, 1–12. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Халперн, Джозеф. 2003. Рассуждения о неопределенности . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Джеффри, Ричард. [1965] 1983. Логика решения . 2-е изд. Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Канеман, Даниэль и Амос Тверски. 1979. Теория перспектив: анализ решений в условиях риска. Эконометрика 47: 263-291.

Леви, Исаак. 2004. Мягкое сокращение: оценка потери информации из-за потери доверия . Оксфорд: Кларендон.

Люс, Р. Дункан и Ховард Райффа. 1957. Игры и решения: введение и критический обзор . Нью-Йорк: Уайли.

МакКленнен, Эдвард. 1990. Рациональность и динамический выбор: фундаментальные исследования . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Меле, Альфред и Пирс Роулинг, ред. 2004. Оксфордский справочник по рациональности . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Олсон, Манкур. 1965. Логика коллективных действий: общественные блага и теория групп . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Парфит, Дерек. 1984. Причины и лица . Оксфорд: Кларендон.

Поллок, Джон. 2006. Размышление об актерской игре: логические основы принятия рациональных решений . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Рахлин, Ховард. 2002. Альтруизм и эгоизм. Науки о поведении и мозге 25: 239-296.

Решер, Николас. 1988. Рациональность: философское исследование природы и обоснование разума . Оксфорд: Кларендон.

Резник Михаил. 1987. Выбор . Миннеаполис: Университет Миннесоты Press.

Рубинштейн, Ариэль. 1998. Моделирование ограниченной рациональности . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Сен, Амартия. 1977. Рациональные дураки. Философия и связи с общественностью 6: 317-344.

Саймон, Герберт. 1982. Поведенческая экономика и организация бизнеса . Том. 2 из моделей ограниченной рациональности . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Скирмс, Брайан. 1990. Динамика рационального мышления . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Собел, Дж. Ховард. 1994. Рискуя: Очерки рационального выбора . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Сталнакер, Роберт. 1998. Пересмотр убеждений в играх: прямая и обратная индукция. Математические социальные науки 36: 31-56.

Сталнакер, Роберт. 1999. Знание, вера и контрфактические рассуждения в играх. В Логика стратегии , ред. Кристина Биккьери, Ричард Джеффри и Брайан Скирмс, 3–38 лет. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Тверски, Амос и Даниэль Канеман. 1982. Суждения репрезентативности. В Суждение в условиях неопределенности: эвристика и предубеждения , ред. Даниэль Канеман, Пол Слович и Амос Тверски, 84–89 лет8. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Фон Нейман, Джон и Оскар Моргенштерн. 1944. Теория игр и экономического поведения . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Вейрих, Пол. 1998. Равновесие и рациональность: теория игр, пересмотренная в соответствии с правилами принятия решений . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *