Социальные утопии современные: Классические утопии и антиутопии | Издательство АСТ

02.03.202209.11.2022 alexxlab 0 Комментариев

Содержание

Классические утопии и антиутопии | Издательство АСТ

Казненный почти 500 лет назад Томас Мор и утописты мечтали о мире, где страдания человека канут в небытие благодаря кардинальному переустройству общества, которое станет справедливым и свободным. Томас Гоббс и антиутописты, напротив, предупреждали читателей о том, в какой ужасающий ад могут привести действия, популярные среди народа и власть имущих идеалистов.

Но самое интересное в этих жанрах то, что «лекарство» для общества от одного автора становилось смертельным «ядом» для всего человечества в произведениях другого. Таким образом, среди интеллектуалов всех мастей рождались важнейшие дискуссии, которые нередко находили отражение в реальности и служили катализатором общественных изменений.

Классическая утопия

Эта книга — настоящая находка для желающих узнать о классиках жанра утопии. На страницах сборника вы найдете сразу несколько громких имен.

Прежде всего, Томас Мор, своим романом давший название целому жанру. Его «Утопия» — радикальное произведение, своеобразный гимн для гуманистов XVI века. В нем Мор нападает на королевскую власть, несправедливое законодательство, бессмысленные войны. В романе он описал «идеальное» со своей точки зрения общество, которое представляло собой федерацию из городов, живущую по достаточно простым правилам без громоздкого законодательства. Томас Мор выступал против частной собственности, денег, торговых отношений. Рабство он также презирал, но допускал его в качестве наказания за совершенные преступления.

«Город Солнца», выдуманный Томмазо Кампанеллой, не менее увлекательная работа. Его утопия написана в 1602 году, но даже сегодня она может вызвать настоящий шок у консервативной публики. Например, Кампанелла считал, что детей у родителей надо изымать, ведь именно семья (наряду с частной собственностью) является одной из главных проблем в человеческом обществе. Автор считал, что воспитывать детей должно государство, используя для этого наиболее просвещенных своих представителей.

Кстати, акцент на «просвещенности» в «Городе Солнца» является наиболее сильным. Кампанелла презирает физический труд, поэтому им занимаются все, чтобы сократить количество работы до минимума. Меж тем, философ считал, что важнейшим занятием человека является духовное и физическое развитие. Чем человек просвещеннее, тем более он уважаем.

В сборнике «Классическая утопия» есть также работы Фрэнсиса Бэкона и Сирано де Бержерака. Оба — выдающиеся мыслители своего времени, представители материализма и научного подхода.

Бэкон дарит читателю «Новую Атлантиду», рассказывающую о городе с уникальным социальным устройством и чудесным технологическим прогрессом. Традиционная для утопистов история о том, как можно переиначить общество, чтобы оно было максимально приближено к идеальному.

Сирано де Бержерак решил не ограничивать полет фантазии лишь нашей планетой, поэтому написал утопию, действия которой происходят на Луне. У него получилась острая, даже «ядовитая», сатира на традиционные общественные порядки. Бержерак предсказал в своей утопии создание многоступенчатых ракет, наушников, и даже аудиокниг — а это, на минуточку, 1627 год!

451° по Фаренгейту

Рэй Брэдбери

Рэй Брэдбери — один из тех писателей, которые своими романами сформировали жанр современной антиутопии. Его «451 градус по Фаренгейту» повествует об обществе тотальной цензуры, где принято сжигать книги, дабы «опасные взгляды» не смогли уничтожить идеальный мир.

Главный герой — пожарник, но пожарник, который не тушит дома, объятые пламенем, а тушит очаги еретических мыслей, что таятся в книгах. Если он находит у кого-нибудь книгу, то он сжигает ее, а его наниматели (государство) отбирает у несчастного обладателя запретных бумажных страниц свободу и дом.

Прекрасно то, что Брэдбери в качестве главного героя выбрал мелкого служителя системы. Увлекательно читать о преображении героя, о том, как он медленно осознает, что жить можно иначе, а мир, окружающий его, не такой идеальный, как утверждают говорящие лица с телеэкранов.

Роман был вдохновлен событиями в Нацистской Германии, когда власти массово сжигали книги, противоречащие идеалам национал-социалистической партии. Но актуальность текста не теряется и сегодня — тиражи «неправильных авторов» все так же изымаются из книжных магазинов. И вряд ли мы доживем до того дня, когда опасность подобной цензуры останется навечно в прошлом.

Кстати, мы хотели вас удивить, поэтому решили порекомендовать вам не просто роман Брэдбери, но его графическую адаптацию, выполненную художником Тимом Гамильтоном. Художник идеально передал с помощью рисунка атмосферу романа, нисколько не исказив его смысл. Холодная палитра рисунков, которая сопровождает «идеальное общество», завораживает, особенно когда встречается с огненными иллюстрациями книжных пожарищ.

О дивный новый мир

Олдос Хаксли

Олдос Хаксли — писатель культовый. Его можно назвать предтечей «Психоделической революции», которая вскружила голову целому поколению американских граждан. Сам Джим Моррисон назвал свою легендарную группу The Doors в честь произведения Хаксли — эссе «Двери восприятия».

Но для широкого читателя Хаксли известен, не по опытам с наркотиками, а по роману «О дивный новый мир», который совершенно необычным способом толкует тиранию и счастье.

Хаксли перекроил идеалы предшественников (многие из которых нашли место в «Классической утопии»), чтобы, капитально над ними поиздевавшись, показать ужас мира всеобщего достатка и потребления. В романе критикуются уничтожение института брака и гегемония огромных корпораций, когда их владельцы приравниваются к божествам, а единственная цель человека — покупать больше и думать меньше. Это мир примитивных удовольствий и индустрии развлечений, где гонениям подвергается любовь, религия, интеллектуальный труд, высокая культура.

Хаксли действительно опасался, что цивилизация движется по пути к «Дивному миру», поэтому, если вы прочитаете эту книгу, мы рекомендуем также обратить внимание на «Возвращение в дивный новый мир».

Это не художественное произведение, а публицистическая работа о том, насколько мир приблизился к ночному кошмару Хаксли спустя 27-лет после публикации легендарного романа.

1984

Джордж Оруэлл

«Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно. И помните, что это — навечно. Лицо для растаптывания всегда найдется. Всегда найдется еретик, враг общества, для того чтобы его снова и снова побеждали и унижали.» — О’Брайен, 1984.

Создавая одну из самых продаваемых книг в мире, Джордж Оруэлл вдохновлялся тоталитарными режимами XX века, в особенности — Советским Союзом. Здесь важно упомянуть, что сам автор считал себя социалистом и с помощью романа он пытался переосмыслить социалистические идеи, которые привели к власти тиранов, уничтожающих собственный народ.

Оруэлл яростно критиковал цензуру, ничем не ограниченную вождистскую власть, а также средства пропаганды, которые имеют склонность к извращению понятий добра и зла.

Необыкновенную актуальность сохраняют три главных партийных лозунга из романа, а именно: «Война — это мир»; «Свобода — это рабство»; «Незнание — сила». Отдельно заслуживают внимание так называемые «мыслепреступления», которые впервые были описаны именно Оруэллом. В романе такие преступления считаются самыми страшными, а доносительство активно приветствуется.

Оруэлл рисует страшную картину, которая становится еще ужаснее, когда мы пролистываем кровавые страницы реальной Истории, что неожиданно точно повторяют фантазии писателя. Прочитав эту книгу, вы запомните, что свобода исчезает быстро, если на ее место приходит очередная насаждаемая форма «истинного счастья».

Мы

Евгений Иванович Замятин

В этой подборке книг никак нельзя обойтись без человека, который повлиял и на Хаксли, и на Оруэлла, и на расцвет антиутопий в целом — без Евгения Ивановича Замятина, написавшего роман «Мы» еще в 1920 году.

Замятин считал, что литературой должны заниматься не партийные функционеры и чиновники, а «безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики».

Писатель долго конфликтовал с «литературными властями», которые считали его антиутопию плевком в сторону великого строительства социалистического будущего, но Замятину повезло — он умер своей смертью, особо никогда не преследовался, пользовался покровительством Сталина, и до самого конца оставался советским гражданином.

Роман описывает реалии XXXII века, когда на Земле уже создано единое государство с единым правителем, которого зовут «Благодетель» — его избирают на безальтернативной основе.

В обществе XXXII века у людей нет личных имен — их заменили «нумера». Например, главного героя зовут Д-503. Все жители носят одинаковую одежду, бреют налысо головы, живут в абсолютно одинаковых условиях. Царствует аскетизм и отсутствие всяких любовных привязанностей, которое достигается правилом «сексуального часа», то есть каждый человек имеет право на секс с любым другим.

Само понятие «человечность» всячески презирается в этом «совершенном» мире. Главный герой, неожиданно для себя, постепенно открывает «человечность» и это приводит к чрезвычайной встряске всей системы государства. Но не только глобальные события заботят автора — Замятин прекрасно описывает зарождающуюся любовь на фоне абсолютной блеклости чувств тоталитарного общества, а также беспросветную грусть от того, что любовь не всегда побеждает.

22.03.2019 г. Книги

Расскажите друзьям:

Отправьте новость
на email:

Политика публикации отзывов

Приветствуем вас в сообществе читающих людей! Мы всегда рады вашим отзывам на наши книги, и предлагаем поделиться своими впечатлениями прямо на сайте издательства АСТ. На нашем сайте действует система премодерации отзывов: вы пишете отзыв, наша команда его читает, после чего он появляется на сайте. Чтобы отзыв был опубликован, он должен соответствовать нескольким простым правилам:

1. Мы хотим увидеть ваш уникальный опыт

На странице книги мы опубликуем уникальные отзывы, которые написали лично вы о конкретной прочитанной вами книге. Общие впечатления о работе издательства, авторах, книгах, сериях, а также замечания по технической стороне работы сайта вы можете оставить в наших социальных сетях или обратиться к нам по почте support@ast. ru.

2. Мы за вежливость

Если книга вам не понравилась, аргументируйте, почему. Мы не публикуем отзывы, содержащие нецензурные, грубые, чисто эмоциональные выражения в адрес книги, автора, издательства или других пользователей сайта.

3. Ваш отзыв должно быть удобно читать

Пишите тексты кириллицей, без лишних пробелов или непонятных символов, необоснованного чередования строчных и прописных букв, старайтесь избегать орфографических и прочих ошибок.

4. Отзыв не должен содержать сторонние ссылки

Мы не принимаем к публикации отзывы, содержащие ссылки на любые сторонние ресурсы.

5. Для замечаний по качеству изданий есть кнопка «Жалобная книга»

Если вы купили книгу, в которой перепутаны местами страницы, страниц не хватает, встречаются ошибки и/или опечатки, пожалуйста, сообщите нам об этом на странице этой книги через форму «Дайте жалобную книгу».

Если вы столкнулись с отсутствием или нарушением порядка страниц, дефектом обложки или внутренней части книги, а также другими примерами типографского брака, вы можете вернуть книгу в магазин, где она была приобретена. У интернет-магазинов также есть опция возврата бракованного товара, подробную информацию уточняйте в соответствующих магазинах.

6. Отзыв – место для ваших впечатлений

Если у вас есть вопросы о том, когда выйдет продолжение интересующей вас книги, почему автор решил не заканчивать цикл, будут ли еще книги в этом оформлении, и другие похожие – задавайте их нам в социальных сетях или по почте [email protected].

7. Мы не отвечаем за работу розничных и интернет-магазинов.

В карточке книги вы можете узнать, в каком интернет-магазине книга в наличии, сколько она стоит и перейти к покупке. Информацию о том, где еще можно купить наши книги, вы найдете в разделе «Где купить». Если у вас есть вопросы, замечания и пожелания по работе и ценовой политике магазинов, где вы приобрели или хотите приобрести книгу, пожалуйста, направляйте их в соответствующий магазин.

8. Мы уважаем законы РФ

Запрещается публиковать любые материалы, которые нарушают или призывают к нарушению законодательства Российской Федерации.

Реферат на тему Современные и социальные утопии

Цены в 2-3 раза ниже

Мы работаем
7 дней в неделю

Только проверенные эксперты

Готовые работы / Рефераты / Философия / Современные и социальные утопии

Что найти?

Введение

Социальная мысль Зигмунта Баумана была новаторской в последние
десятилетия 20 века и в начале 21 века. Немногие другие социальные мыслители
оказали влияние, сопоставимое с влиянием Баумана, на то, как понять современную
социальную жизнь и условия жизни человека. Помимо широты и философской
глубины мысли Баумана, в его трудах постоянно выделяется внимание к проблеме
социальных изменений.

Это оставалось императивом в его различных
интерпретациях и социологических исследованиях на протяжении многих лет, и от
чего никогда не отказывались ввиду различных перспектив и ситуационных
возможностей. В частности, в случае Баумана проблема социальных изменений
сводится к размышлениям об альтернативах статус-кво. В его работах о
постмодерне и жидкой современности неоднократно подчеркивалось, что
относительное исчезновение альтернатив и нежелание воспринимать
существующий социальный порядок как содержащий возможности для изменений
является одним из важнейших недостатков нынешней эпохи. Даже когда
возможность альтернативы казалась весьма сомнительной, переделка мира
оставалась задачей. Социальные изменения могут быть трудной задачей, но
социология Баумана отказалась отказаться от задачи сделать мир более
гостеприимным в смысле менее враждебным, дезинтегрированным и
несправедливым.
Важно отметить, что социологические взгляды Баумана содержат то, что
можно было бы назвать критически позитивной концепцией утопии и давним
интересом к ней.

Короче говоря, утопический дух его работ 1970-х годов,
кульминацией которых стала книга «Социализм: активная утопия» (Bauman, 1976),
возвращается к его мысли с приходом текучей современности, которая, по мнению
Баумана, является эпохой, особенно враждебной утопическому мышлению. Он
дополняет и сопровождает многие теоретические рассуждения, предпринимаемые в
рамках архаичной метафоры ликвидности, а также относится к дискуссиям Баумана
о взаимосвязи между властью и политикой и предполагаемом росте ностальгии.
Таким образом, утопия пронизывает его общественную мысль.

Похожие работы

О судьбе ноосферных учений
Реферат, Философия

Смотреть

Логика и методология Аристотеля
Реферат, Философия

Смотреть

Эволюция и основные характеристики аналитической философии
Реферат, Философия

Смотреть

Зарубежная философия ХХ века
Реферат, Философия

Смотреть

Философско-культурные основания эзотерической версии знания
Реферат, Философия

Смотреть

Сделайте индивидуальный заказ на нашем сервисе. Там эксперты помогают с учебой без посредников Разместите задание – сайт бесплатно отправит его исполнителя, и они предложат цены.

1 000 +

Новых работ ежедневно

Работы выполняют эксперты в своём деле. Они ценят свою репутацию, поэтому результат выполненной работы гарантирован

108559
рейтинг

2672
работ сдано

1225
отзывов

101196
рейтинг

5242
работ сдано

2358
отзывов

73493
рейтинг

1851
работ сдано

1167
отзывов

62710
рейтинг

1046
работ сдано

598
отзывов

Тип работыВыберите тип работыКонтрольнаяРешение задачКурсоваяРефератОнлайн-помощьТест дистанционноЛабораторнаяЧертежЭссеОтветы на билетыПеревод с ин. языкаДокладСтатьяБизнес-планПодбор литературыШпаргалкаПоиск информацииРецензияДругое

Nadin

ТюмГНГУ

Всё выполнено отлично😉,спасибо большое,очень выручили👌😉😘&#…

Надежда

СибГАУ

Работа пока не проверена, но я принимаю заказ. Надеюсь на ваши знания , надеюсь что не под…

Андрей

СПБГУПТД

Отличный автор!Всё сделано было очень качественно и вовремя.Рекомендую!

Всё выполнено отлично😉,спасибо большое,очень выручили👌😉😘😘

Nadin

ТюмГНГУ

Работа пока не проверена, но я принимаю заказ. Надеюсь на ваши знания , надеюсь что не подведете. Спасибо.

Надежда

СибГАУ

Отличный автор!Всё сделано было очень качественно и вовремя.Рекомендую!

Андрей

СПБГУПТД

Ежедневно эксперты готовы работать над 1000 заданиями. Контролируйте процесс написания работы в режиме онлайн

только что

1 минуту назад

2 минуты назад

3 минуты назад

5 минут назад

Закажи индивидуальную работу за 1 минуту!

Размещенные на сайт контрольные, курсовые и иные категории работ (далее — Работы) и их содержимое предназначены исключительно для ознакомления, без целей коммерческого использования.

Все права в отношении Работ и их содержимого принадлежат их законным правообладателям. Любое их использование возможно лишь с согласия законных правообладателей. Администрация сайта не несет ответственности за возможный вред и/или убытки, возникшие в связи с использованием Работ и их содержимого.

Возвращение утопистов

Не так давно утопизм был признаком наивности или экстремизма; теперь прагматиков порочат за самодовольный цинизм. Иллюстрация Golden Cosmos

Пятьсот лет назад человек, который мирился с пытками, религиозными преследованиями и сожжением на костре, написал книгу об идеальном мире. В «О лучшем виде республики и о новом острове Утопия» (полное название книги в переводе с латыни) сэр Томас Мор предсказал рай, где мужчины и женщины могли выбирать свою религию, не опасаясь насилия или принуждения. На практике, будучи лордом-канцлером Англии, Мор руководил сожжением не менее шести протестантов и заключением в тюрьму около сорока. Одного торговца пытали в собственном доме Мора и так крепко привязали к дереву, что, как сообщается, у него текла кровь из глаз. Мор называл его «Деревом истины».

Противоречие и лицемерие всегда витали над утопическим проектом, затмевая его обещание лучшего мира с грязными реалиями человеческой природы. Платон в «Республике», возможно, самом раннем утопическом тексте, обрисовал форму евгеники, которая была бы уместна в Третьем рейхе, которая сама по себе была формой утопии, как ГУЛАГ советского коммунизма, поля смерти Польской империи. Камбоджа Пота, а совсем недавно — кроваво-песочный халифат ИГИЛ . «В чреве каждой утопии есть тирания», — писал французский экономист и футуролог Бертран де Жувенель.

Двадцатый век был, пожалуй, самым жестоким для утопических надежд. «Бесчисленные миллионы людей были убиты в этом столетии во имя утопии», — напомнил своей аудитории польский поэт Чеслав Милош на конференции PEN в 1986 году. В полемике 2007 года «Черная месса» Джон Грей провозгласил «смерть утопии». Действительно, название «утопия» стало настолько запятнанным, что в последнее время оно используется почти взаимозаменяемо со своим злым близнецом, антиутопией — словом, придуманным Джоном Стюартом Миллем через три с половиной столетия после публикации книги Мора для описания общества, которое было « слишком плохо, чтобы быть практичным».

Возможно, ситуация изменилась. Как отмечает литературный марксист Фредрик Джеймисон, «в последние годы утопия снова изменила свое значение и стала объединяющим лозунгом для левых и прогрессивных сил». Прибыло множество книг, чтобы прославить утопический дух, особенно две по истории утопии в Соединенных Штатах. «Утопия Драйв» Эрика Риса — это рассказ о путешествии по призракам преднамеренных сообществ Америки девятнадцатого века. В Кентукки, Индиане, Огайо, Вирджинии, Нью-Йорке и Массачусетсе Рис посещает остатки горстки утопических поселений и городов, изучая их историю, чтобы поразмышлять о настоящем. «Рай сейчас: история американского утопизма» Криса Дженнингса, исторический отчет о пяти утопических проектах, более прочно укоренен в прошлом. Обе книги стремятся уловить дух того, что Дженнингс называет «долгим, солнечным периодом американского утопизма» — периодом около века, примерно отмеченным оптимизмом американской независимости и кровопролитием Гражданской войны.

Ни один из авторов не закрывает глаза на недостатки своего предмета. Дженнингс настроен на скрытый «террор и репрессии» в утопическом проекте. Рис зорко видит противоречия сообществ, которые осуждают капиталистическую экономику, но поддерживаются энергичными коммерческими предприятиями. Основатели этих сообществ — пестрая группа пророков, мечтателей и нарциссов — проповедуют против частной собственности и имущества, ревностно охраняя свое собственное. «Одну вещь, которую мы можем сказать об обольстительных провидцах, возглавивших утопическое движение в Америке, — сухо замечает Рис, — это то, что они вели не самую самоанализированную жизнь».

Несмотря на оговорки, общий тон обеих книг восторженный, даже хвалебный. На фоне всеобщего порицания, осмолившего утопию в двадцатом веке, это работы по интеллектуальной и политической реабилитации. Дженнингс сетует на «недостаток воображения» в нашу эпоху и утверждает, что «без привязки к утопическим целям даже самая острая социальная критика терпит неудачу». Рис также заканчивает свое путешествие убежденным, «что все станет только хуже, если мы не займемся серьезным утопическим мышлением». В частности, для Риса процесс реабилитации — это явно политический проект — попытка извлечь уроки из прошлого, чтобы создать альтернативу экономическому, экологическому и политическому отчаянию недавнего времени. Сидя в гамаке в преднамеренном сообществе Твин-Оукс в Вирджинии, он читает «Утопию» Мора и думает о Берни Сандерсе. Направляясь к тому, что осталось от сообщества Нового времени на Лонг-Айленде, он порицает «большую нефть, большой уголь, большую Агру, большую фармацевтику» и «корпоративных вандалов», которые «загрязняют общественное достояние». Хотя их книги формально посвящены интенциональным сообществам девятнадцатого века, и Рис, и Дженнингс используют в целом более современное направление посткризисного (то есть пост-2008 года) экономического и политического дискурса.

Обновленный марксизм лежит в основе большей части этого мышления. На самом деле Маркс и Энгельс пренебрежительно относились к буржуазному «утопическому социализму» XIX века, противопоставляя его своему собственному «научному социализму». Тем не менее, многие из принципов, отстаиваемых этими сообществами, — коллективизм, эгалитаризм, отказ от капитализма и индивидуализма — отражают более мягкую версию коммунизма: то, что Бенджамин Кункель назвал «марксистской» мыслью. Как отмечает Фредрик Джеймисон в своем манифесте «Американская утопия», переизданном в настоящее время вместе с несколькими комментариями в виде книги, современные утописты принимают «марксизм как негативный и критический анализ капитализма, не привлекая более культурного, социальные и политические традиции, установленные более века коммунистическим движением».

Один из признаков того, насколько сильно изменилась политическая риторика за последние годы, заключается в том, что, когда Рис и Дженнингс пишут о «светском коммунизме» или «коммунистических» тенденциях этих проектов, они пишут во славу, а не сетуют на идеологию, которая тиранизировала огромные территории. планеты. Не так давно утопизм был признаком наивности или фанатизма или даже солидарности с политическим принуждением; сегодня анти- -утопизм порочат как форму политического цинизма и пособничества глобальным силам угнетения.

Утопии приходят волнами. Эпоха, о которой пишут Рис и Дженнингс, представляет собой ранний расцвет американского идеализма. Для честолюбивых молодых людей зарождающейся Республики схемы утопии были приложением их дней. «Не читающий человек, но у него в жилетном кармане черновик нового сообщества», — писал Ральф Уолдо Эмерсон. Тридцатые годы были свидетелями недолгого расцвета утопий Нового курса, созданных правительством кооперативов, созданных для создания рабочих мест; следующая большая волна пришлась на шестидесятые. Каждый из этих периодов был отмечен чувством смятения, культурных и финансовых потрясений, как и настоящее. Дженнингс пишет, что «литература является чувствительным индикатором утопических настроений». Могут ли эти книги — наряду с другими недавними утопическими книгами — предложить руководство для великого нового момента социальных реформ?

Онейда в центре Нью-Йорка была одной из самых известных и многообещающих общин. Он был основан в 1848 году переменчивым проповедником из Вермонта по имени Джон Хамфри Нойес, последователи которого объединили свои ресурсы и купили сто шестьдесят акров земли в заповеднике Онейда, названном в честь местного индейского племени. Они приступили к реализации Нойесовского видения «библейского коммунизма», веря, что Христос уже совершил второе пришествие («как тать в ночи», как говорит Библия) и что люди, таким образом, живут без греха, с ответственность за создание идеального мира.

Стремление к перфекционизму, как называлась эта доктрина, привело к ряду неортодоксальных практик, в частности, к «сложному браку» и «сексуальному коммунизму», которые, по сути, были чеканкой радикальной полиамории и свободной любви. (Утопия очень хороша в ребрендинге существующего человеческого поведения.) В основе причудливых сексуальных норм Онейды на самом деле лежал набор глубоко прогрессивных убеждений в коллективной собственности и равенстве, особенно для женщин.

Онейда поддерживалась мощной коммунальной экономикой, построенной на производстве ловушек для животных и изделий из серебра. Точно так же, как Нойес и его последователи выступали против любой формы частной собственности в этой экономике, они были против собственности на людей, особенно в форме брака (который они рассматривали как средство патриархального контроля) и рабства. В памфлете Онейдана 1850 года под названием «Рабство и брак: диалог» один из персонажей утверждает, что каждый из них был «произвольным институтом, противоречащим естественной свободе». Женщины в Онейде могли свободно выбирать любовников и работу (например, плотниками) таким образом, который в других местах был для них закрыт. Нойес не был феминисткой, но он помог создать среду, которая была одной из самых эмансипационных для женщин.

Такой же авангардистский взгляд характерен почти для всех мест, о которых пишут Рис и Дженнингс. Их книги являются образцами исторической реконструкции, и они ярко воплощают в жизнь экологическую чуткость, инклюзивность и эгалитаризм, которые вдохновляли многих в ранней Америке. Значительное число этих сообществ обращались с женщинами (а некоторые даже с афроамериканками) как с равными; почти все стремились стереть барьеры экономического класса и традиционной иерархии. Это было время необычайного брожения и новаторства, отмеченное тем, что Дженнингс, обладающий даром ярких фраз, называет верой в то, что «общество казалось чем-то, что нужно было изобрести, а не просто терпеть».

Конечно, все это время были предчувствия, намеки на обиды и беззакония, которые, кажется, так часто сопровождают утопии. При всем идеализме повседневная жизнь в этих «раю на земле» — если позаимствовать название классической работы Марка Холлоуэя 1951 года об американских утопиях — редко удавалось подняться над обыденностью, характерной для большинства человеческих поселений: финансовые махинации, кумовство, авторитаризм, зависть. , сексуальная эксплуатация. Икарианцы из Наву, штат Иллинойс, устроили «моральную чистку» с сетью шпионов, призванных очистить общество от несовершенства. В Онейде родителей разлучали со своими маленькими отпрысками, чтобы сломать привязанности, которые могли отклоняться от общественной солидарности («прилипчивость», в другом онейдском чеканке). Дети, пассивные вместилища жизненного выбора своих родителей, всегда являются худшими жертвами таких сообществ.

В целом, однако, самая большая проблема — по крайней мере, в любой попытке приспособить эти проекты девятнадцатого века к реформам века двадцать первого — состоит в том, что на один зло меньше, чем на неэффективность. Над этими местами витает призрак — призрак неудачи. В 1879 году под внешним и внутренним давлением Онейда проголосовал за принятие традиционных брачных обычаев. В следующем году она отказалась от принципа коллективной собственности, преобразовавшись в акционерное общество, которое впоследствии стало крупным производителем столового серебра. Доли в компании были распределены в соответствии с первоначальными взносами участников (а также временем, проведенным в сообществе), что уничтожило равенство, которое изначально характеризовало общинную жизнь. В этот момент Нойес находился в изгнании, спасаясь от судебных исков из-за сексуальных практик сообщества. Всего через три десятилетия мечта фактически закончилась.

Практически все эти утопические сообщества постигла та же участь. Рис заканчивает свою книгу призывом к действию: «Сегодня мы можем отправиться к утопии реконструкции. Мы можем построить дорогу во время путешествия». Читателей этих книг можно простить за то, что они думают, что этот путь ведет в тупик. Ни одно из пяти мест, о которых пишет Дженнингс, не сохранилось. Из многих, через которые проходит Рис, только один, Твин-Оукс, выживает в чем-то, даже отдаленно напоминающем его первоначальную форму. Небольшое количество, которое не исчезло, теперь представляет собой туристические достопримечательности или буржуазные жилые поселения — «игрушечный городок, эрзац-версия первоначальной мечты», как выразился Рис, посетив то, что осталось от Нью-Хармони в Индиане.

Проблема не только в том, что этим сообществам не удалось добиться долговременных эпохальных изменений, о которых они часто мечтали. Даже на пике своего развития они так и не достигли критической массы, вместо этого оставаясь разрозненными и по большей части мизерными попытками социальных переделок — Триалвиль, как один из них называл себя, в нехарактерном порыве скромности. Онейда в период своего апогея насчитывала около трехсот человек. Однажды, прогуливаясь по поселению Твин-Оукс, Рис спрашивает человека, как далеко, по его мнению, может вырасти коллективистская экономика сообщества. «Я бы сказал, что это не может превышать тысячу человек», — отваживается мужчина.

«Для вашего комфорта вас будет искать кто-то с вашим уровнем сексуальности».

Это деликатная территория для утопистов. В некотором смысле неудача заложена в самой идее утопии; цель идеального мира — отдых от истории — по своей сути самоподрывна. Следовательно, литература завязывает себя тревожными узлами. Рут Левитас, светила в академической области утопических исследований, пишет в защиту о «разрыве между совершенством и невозможностью», используемом критиками, отвергающими практичность утопий. Рис считает, что «как культура нам нужно, чтобы они потерпели неудачу, потому что эта неудача подтверждает неизбежность господствующей экономики с сопутствующими насилием, неравенством и несправедливостью». Размышляя о ныне вымерших шейкерах из Плезант-Хилла, штат Кентукки, он утверждает, что «просто нет критериев, по которым мы можем сказать, что [они] потерпели неудачу». Вместо этого «мы могли бы сказать, оглядываясь назад, что более крупная американская культура подвела их».

Утопии, прошлое и настоящее: почему Томас Мор остается удивительно радикальным | Общественные книги

Книга Томаса Мора Утопия , которой в следующем году исполнится 500 лет, удивительно радикальна. Немногие лорды-канцлеры Англии осуждали частную собственность, защищали форму коммунизма и называли нынешний общественный порядок «заговором богатых». Такие люди, объявляет книга, «жадны, беспринципны и бесполезны». Есть множество дворян, — жалуется Мор, — которые живут, как трутни, чужим трудом. Арендаторов выселяют, чтобы «один ненасытный обжора и проклятая чума родной земли» мог закрепить свои поля. Он утверждает, что монархи поступили бы правильно, если бы на своей инаугурации поклялись никогда не иметь в своей казне более 1000 фунтов золота. Возможно, это одна из причин, почему Утопия — это не чтение у кровати в Букингемском дворце. Он предлагает вместо того, чтобы поклоняться золоту и серебру, использовать их для изготовления ночных горшков. Война годится только для зверей, и постоянные армии должны быть распущены. Труд должен быть сведен к минимуму, хотя TUC может отказаться от предложения, чтобы рабочие использовали часть своего свободного времени для посещения публичных лекций до рассвета.

Не все предложения Мора порадуют сердце Джереми Корбина. По его мнению, совершенство его утопии не омрачается тем фактом, что в ней есть рабы. В определенные праздничные дни жены падали ниц в ноги мужьям, признаваясь, что небрежно исполнили какую-то домашнюю обязанность. Прелюбодеяние карается строжайшей формой рабства. Следует вспомнить, что Мор, далеко не либерал-экзистенциалист, изображенный в пьесе Роберта Болта Человек на все времена , не выказал ни малейшего угрызения совести при пытках и казнях еретиков. Выбирая себе пару, мужчинам следует позволять видеть своих предполагаемых жен обнаженными, поскольку кому нужны товары, которых нет на виду? Феминистки, однако, должны отметить, что женщины пользуются такой же прерогативой. Бордели будут упразднены, но и пивные тоже. Не будет адвокатов (предложение великодушное, поскольку Мор сам был таковым), но и не будет терпимости к тем, кто тратит время попусту.

Книга Мора, в некотором роде произведение ранней научной фантастики, породила совершенно новый жанр письма. Судя по этой литературе, действительно есть два вида утопии. Существуют карнавальные общества, в которых вместо работы все пьют, пируют и совокупляются от рассвета до заката. В одной из таких фантазий 18-го века мужчины и женщины, лишенные всех волос на теле, прыгают обнаженными в фонтаны, а прогрессивно настроенный рассказчик наблюдает за ними. Остается неясным, является ли его удовольствие чисто теоретическим.

Фантазия Мора — возвышенное, пуританское место, которое может понравиться стереотипному хэмпстедскому вегетарианцу. В этих тщательно спланированных странах разума туземцы склонны часами болтать об эффективности своих санитарных условий или изобретательности своей избирательной системы. « Робинзон Крузо » Даниэля Дефо в некотором роде является упражнением такого рода, поскольку Крузо, высадившийся на необитаемом острове, суетится, рубит дрова и разбивает свою ограду, как если бы он был в родных графствах. Приятно видеть, как он проявляет чисто английскую рациональность в таких экзотически незнакомых обстоятельствах. Фантазия Мора представляет собой странную смесь обоих видений, рационального и либидинозного. С одной стороны, его идеальное общество — это возвышенное, довольно пуританское место, которое может понравиться стереотипному хэмпстедскому вегетарианцу; с другой стороны, его обитатели добродушны, непринужденны и приятно не склонны много работать.
Альтернативные вселенные — это на самом деле средства для того, чтобы поставить настоящее в неловкое положение, поскольку воображаемые культуры используются для отчуждения и расшатывания нашей собственной. Таким образом, они были в значительной степени продуктом левых. Лучшее из всех подобных произведений в Великобритании — « Новости из ниоткуда» марксиста Уильяма Морриса, одно из очень немногих утопических видений, предлагающих подробный отчет о том, как на самом деле происходила политическая трансформация. Между тем, упрямые антиутопические правые высмеивают нереальность таких предложений, как Daily Mail о новом лидере лейбористов. Слово «утопия» означает «нигде», но неясно, связано ли это с тем, что это место могло бы существовать, но так случилось, что его нет, или же оно нигде в том же смысле, что и скромный Ричард Докинз или застенчивый Крис Эванс. .
Гравюра из издания 1860-х годов «Путешествий Гулливера». Фотография: Alamy
Путешествия Гулливера Свифта — одна из таких правых полемик. Тори, подобные Свифту, считающие людей слабыми и испорченными, опасаются, что грандиозные замыслы прогрессистов не приведут ни к чему, кроме хаоса и неразберихи. Если мужчин и женщин поощрять нереалистично надеяться, они могут только пострадать и разочароваться. Сам Гулливер окончательно сходит с ума, соблазненный несбыточным идеалом. В этой сатире на праздные мечтания инопланетные существа из дальних стран показаны удручающе похожими на нас. Туземцы лилипутов мелочны, порочны, сварливы и сектантны. Когда герой, наконец, сталкивается с расой благородных существ, они оказываются лошадьми.
Изобразить будущее языком настоящего вполне может значить предать его. По-настоящему радикальное изменение победило бы те категории, которые у нас есть в настоящее время. Если мы вообще можем говорить о будущем, из этого следует, что мы все еще в какой-то степени привязаны к настоящему. Это одна из причин, по которой Маркс, начавший свою карьеру в споре с утопистами из буржуазии, упорно отказывался участвовать в разговорах о будущем. Самое большее, что мог сделать революционер, — это описать условия, при которых возможно иное будущее. Оговорить, как именно это может выглядеть, означало попытаться запрограммировать свободу. Если Маркс был пророком, то не потому, что стремился предвидеть будущее. Пророки — по крайней мере ветхозаветные — не ясновидящие. Вместо того, чтобы смотреть в будущее, они предупреждают вас, что если вы не накормите голодных и не примете иммигрантов, их не будет. А если и есть, то это будет очень неприятно. Настоящие прорицатели — это те, кто нанят крупными корпорациями для того, чтобы заглянуть в недра системы и заверить своих хозяев, что их прибыль будет в безопасности еще на 30 лет. Мы живем в мире, который стремится распространить свой суверенитет даже на то, чего еще не существует.
Маркс нигде не предполагает, что посткапиталистические общества будут свободны от психопатов, халявщиков или людей типа Пирса Моргана

Таким образом, радикалы оказываются под огнем с противоположных сторон. Если они отказываются обсуждать, какая культурная политика могла бы процветать при социализме, например, они лукавят; если они передают вам толстую пачку документов по этому вопросу, они виновны в подделке. Возможно, невозможно провести границу между слишком агностическим взглядом на будущее и слишком уверенным в нем. Философ-марксист Вальтер Беньямин напоминает нам, что древним евреям было запрещено делать иконы того, что должно было произойти, так же, как им было запрещено создавать статуи Яхве. Два запрета тесно связаны между собой, поскольку для еврейских писаний Яхве — это Бог будущего, чье царство справедливости и дружбы еще впереди. Кроме того, единственным образом Бога для иудаизма является человеческая плоть и кровь. Для Беньямина стремление изобразить будущее — своего рода фетишизм. Вместо этого нас отбрасывает назад на эту неизведанную территорию, и наши глаза постоянно устремлены на несправедливость и эксплуатацию прошлого. Точное знание того, куда мы идем, — самый верный способ туда не попасть. В любом случае энергия, которую мы вкладываем в представление о лучшем мире, может поглотить энергию, необходимую для его создания.
Маркса не интересовало человеческое совершенство. В его работах нет ничего, что указывало бы на то, что посткапиталистические общества будут волшебным образом свободны от хищников, психопатов, халявщиков, типа Пирса Моргана или людей, которые укладывают свой багаж в самолет с сюрреалистической медлительностью, равнодушных к тому факту, что существует 50 люди в очереди за ними. Идея о том, что история движется все вперед и вверх, — изобретение среднего класса эпохи Просвещения, а не левых.
Утопия Томаса Мора (1518). Фотография: Коллекция Грейнджер, Нью-Йорк
Маркс, однако, знал, что есть два вида мечтательных идеалистов. Есть такие, как французский мыслитель XIX века Шарль Фурье, который с нетерпением ждал будущего, в котором море превратится в лимонад, и чья идеальная социальная единица состояла ровно из 1620 человек. Кроме того, есть другая группа идеалистов с безумными глазами, которые считают, что будущее будет очень похоже на настоящее. Те, кто действительно витает в облаках, — это трезвомыслящие прагматики, которые, кажется, предполагают, что марсианские бары и Международный валютный фонд все еще будут с нами через 500 лет. Нашей системой управляет группа мечтателей, называющих себя реалистами. Ожидать, что будущее будет другим, не значит, конечно, утверждать, что оно будет лучше. Может быть намного хуже. Дело в том, что история достаточно податлива, чтобы мы могли выбирать. Не успели политические теоретики XIX90-е годы провозгласили, что история подошла к концу, два самолета врезались во Всемирный торговый центр, и начало разворачиваться совершенно новое историческое повествование. История, может, и не улучшилась благодаря этому развитию, но уж точно не стояла на месте.
Все настоящие утописты лишают себя работы. Единственное место, где нет нужды в утопическом мышлении, — это утопия, страна, которую, по мнению Оскара Уайльда, должна содержать каждая подлинная карта мира. В феминистках отпадет необходимость, когда патриархат и сексизм станут смутными воспоминаниями о далеком прошлом. А до тех пор критики настоящего должны оставаться по-настоящему потусторонними, несмотря на насмешки своих политических противников. Они должны отвергнуть очевидную ложь о том, что мир, который мы видим вокруг себя, — это лучшее, что мы можем собрать. Плохие формы утопизма просто пришивают фантазию к действительности, делая из будущего идола. Консерваторы, напротив, рискуют освящать настоящее. Наилучшая утопическая мысль отвергает оба этих случая. Наоборот, он держит в напряжении настоящее и будущее, указывая на те силы, действующие в настоящем, которые могут вывести за его пределы.